Пастырь
Шрифт:
– Зовут меня! – прошептал он.
– Что ты говоришь? Кто зовет?
– Тсс! – он приложил палец к губам и пошел прочь, осторожно ступая.
– Онисе, Онисе! – звал старик.
– Тише! Я приду в назначенный час! Непременно приду! И Онисе скрылся в чаще леса.
Онуфрий стоял ошеломленный. Вдруг Онисе выскочил из леса и, подбежав к старцу, упал перед ним на колени.
– Благослови, отец, благослови!.. Твое благословение необходимо мне, как божья благодать! Благослови, и тогда я уйду! – молил он, обливаясь слезами.
– Господи, воззри и избави от испытаний! – только и успел произнести Онуфрий. Горец вскочил и исчез в сумраке ночи.
19
Прошли дни, недели, целый месяц, а Онисе не появлялся. Напрасно пастырь ходил к роднику, напрасно ждал его, напрасно молил бога о встрече со своим учеником. Онисе исчез. Тревога и смятение росли в душе Онуфрия. Все его мысли неотступно кружились вокруг судьбы Онисе, тысячи мрачных предчувствий проносились в его воображении. А что, если Онисе попал в беду, нуждается в помощи, и никого нет около него!
Наступил праздник святого духа. Пастырь отслужил заутреню, помолился обо всех страждущих духом, о ниспослании им утешения и помощи, перекрестился в последний раз и вышел во двор. Он направился к тому месту, где всегда в праздник проводил часы между заутреней и обедней.
Широкое и круглое плато обступали великаны-утесы, подобно стражам, защищающим святое место от прикосновения нечистых шагов. Посредине плато возвышался небольшой круглый холм, поросший тополями. Стройные деревья взбирались почти до самой верхушки холма и вдруг останавливались на какой-то невидимой черте – будто затем, чтобы не прятать от человеческих глаз чудесную светлую поляну, покрытую зеленой курчавой травой, среди которой нежно склоняли головки ароматные горные цветы. На поляне высился дубовый крест, побелевший от времени, солнца и дождей. Своей сверкающей белизной он будил в сердце благоговение. Под крестом был воздвигнут холмик, обложенный дерном, и на нем стоял памятник – каменная глыба, осколок скалы. Никто никогда не посещал этих мест, кроме Онуфрия и неугомонного ветерка, который изредка врывался сюда, чтобы нарушить дремоту цветов. Это место избрал Онуфрий для погребения Маквалы, и сюда, к этой одинокой могиле, приходил он каждый праздник помянуть душу усопшей, при жизни отверженной людьми.
Пастырь, подаривший Маквале столько возвышенных, сладостных минут и указавший ей путь к беспредельной человечности, не покидал ее и после смерти.
Онуфрий шел к священному месту по узенькой тропинке, вьющейся вверх через тополевую рощу… Он шел медленно, в глубокой задумчивости, изредка осторожным движением руки отводя нависшие над тропинкой ветки, стараясь не повредить ни одного листочка на них и не нарушить гармонии, разлитой вокруг красоты. Он перешел ручеек, бегущий с горы, и, подойдя совсем близко к поляне, отстранил с дороги последнюю ветку… и замер на месте. Он стоял и смотрел, пораженный до глубины души. Какой-то человек припал к могиле Маквалы, обнял надгробный камень и целовал его, рыдая и стеная, словно хотел влить свое тепло в его могильный холод. Скорбь его была так величественна, что пастырь не решился даже окликнуть его. И как будто само небо вобрало в себя его горе и слезы, – появились черные тучи, и пошел ласковый дождь, тихий, как слезы из девичьих очей.
Человек поднял голову и, окрестив руки на груди, горящими глазами вперился в могилу, словно исступленной мольбой сердца хотел нарушить глухое молчание черной, холодной земли. И снова припал он к могиле, обхватил ее и стал целовать страстно, неудержимо. На нее он хотел излить всю горечь, всю безнадежность свою, но каждое прикосновение к ней еще сильней разжигало его скорбь. Наконец он выбился из сил и, изнуренный, замер в оцепенении. Потом медленно поднялся, снова устремил горящий взгляд на могилу, подошел, шатаясь, к кресту и прислонился к нему.
– Онисе! – прошептал потрясенный пастырь.
Да, это Онисе оплакивал свою возлюбленную, Маквалу, проклиная день своего рождения, проклиная омраченное сердце свое, которое ни на мгновение не давало ему покоя и погубило его жизнь.
Маквала была неотъемлемой частью его жизни с тех пор, как он помнил себя, и с ее смертью жизнь потеряла для него смысл. Всюду и всегда ему чего-то недоставало, ни в чем не было чувства полноты. В Маквале была вся жизнь Онисе, и с ее смертью погасло солнце для несчастного горца, утратил для него цену весь мир.
Он стоял в угрюмом оцепенении со сжатыми губами и думал о той, которая, даже в плену у черной могилы, была для него дороже всего на свете, дороже самой жизни. Отверженный своей общиной, оторванный от родной земли, Онисе дышал одной-единственной надеждой – когда-нибудь встретить Маквалу, чтобы никогда больше не расставаться с ней, и смерть Маквалы лишила его этой надежды… Чем он мог жить дальше?
Целыми неделями скитался он по горам и ущельям, по лесам и долинам, накопляя в сердце неизбывную скорбь, и приходил изливать ее здесь, на этой священной могиле.
Приходил он сюда и раньше, до последней встречи со старцем, здесь он самозабвенно предавался своему горю, таял, сгорал.
Онисе поведал пастырю обо всей своей жизни, раскрыл перед ним сердце свое и все же оставил там один, самый затаенный уголок, куда не следовало заглядывать чужому взору. Он берег его, как зеницу ока, и старался спрятать его от всех, даже от господа бога. Он боялся, что Онуфрий назовет грехом и запретит ему единственную радость его омраченной жизни, радость, которую он черпал в горькой любви к могиле своей Маквалы.
Сюда приходил Онисе, здесь он таял, как воск, терял последние силы свои. Любовь пламенеющего сердца к холодной, темной могиле, горячая нежность к безжизненному трупу, страстная мольба к навеки глухому созданию, обращенному в прах, – тяжкое испытание взял на себя Онисе!
Слезы и стенания, неутолимая страсть и память об утраченном счастье изнуряли его, жизненные силы в нем медленно иссякали. Он понял безысходность своей участи, понял, что каждое мысленное прикосновение к Маквале, каждое прикосновение к местам, где ходила, дышала его возлюбленная, беспощадно терзают его сердце, понял, что не может больше выдержать этой гибельной близости к ней, и решил уйти, исчезнуть, бежать в такие края, куда и ворон не донесет вести об этих страшных для него местах.
Сегодня, в день сошествия святого духа, Онисе в последний раз пришел к заветной могиле. Он убрал душистыми цветами мрачный камень, так безжалостно придавивший своей тяжестью могилу дорогого существа. В последний раз он склонил голову, послал последний стон могильной немой тишине, с горьким трепетом припал к холодному камню и долго лежал, потрясенный, без движения, словно всю свою душу изливая в стенаньях.
Наконец он порывисто встал, отошел от могилы и скрестил руки на груди. Нечто непостижимое притягивало его к могиле, притягивало с такой силой, что он не мог сдвинуться с места.