Пастыри. Четвертый поход
Шрифт:
«Пра-авильной дорогой дви-игаешься, товарищ. Мур-мур-мур...» – промурлыкал откуда-то из глубин сознания кот Баюн и вновь бесследно канул куда-то...
Чудесный вечер все же немного смазался в своей концовке, и сделал это, естественно, Илья.
Он проводил Яну до дому и, стоя у подъезда, неожиданно для себя самого набрался какой-то дурной храбрости. Взяв руку девушки, Илья изогнулся в каком-то пошлейшем поклоне, чмокнул затянутую в коричневую кожу перчатки узкую кисть и выдал фразу из общажного еще своего репертуара:
– А не соблаговолит ли дама дать приют усталому и замерзшему
– Дурак ты, Привалов, – серьезно сказала Яна, глядя ему в глаза. – Лучшее всегда – враг хорошего...
– Извини... – Илья потупился.
– Л-дно, не тш-уйся! – улыбнулась Коваленкова, переложила розы в левую руку, приподнялась на цыпочках и легонько поцеловала его в выбритый подбородок. – Все, т-пай д-мой. С-зв-нимся!..
И Илья потопал, а точнее – полетел, как на крыльях!
Глава пятая
Заве Илья так и не позвонил. Вернее, позвонил, вечером еще того, похмельного дня, но мобильник Вадима оказался отключенным, а Борис Сергеевич Завадский сообщил Илье, что Вадим, наверное, уже в Лондоне, так как улетел ранним утром. Слава богу, умный Зава сказал родителям, что Илья болен, и поэтому Борис Сергеевич не стал задавать трудных вопросов вроде: «А почему ты не поехал провожать Вадьку?» Зато он задал другой: «А когда ты думаешь забирать машину?» Илья пообещал решить эту проблему в ближайшие дни и, чувствуя немалое облегчение, отключился.
Второй момент, немало удививший Илью, заключался в том, что даже после отъезда Завы с его памятью ничего не случилось. Об этом, конечно же, надо было бы переговорить с графом, но после позорной «дуэли» у Ильи даже кончики ушей начинали светиться красным от стыда, едва только он вспоминал про Торлецкого.
«Да забей!» – посоветовал кот Баюн, а может, это подумал сам Илья? Он порой уже с трудом различал, где свои, родные мысли, а где – умозаключения мерзкого кота...
...И потянулись серые будни. Ноябрь подошел к концу. Погода по-прежнему преподносила сюрприз за сюрпризом. Оттепели сменялись снегопадами, слякоть стала привычной и уже не так раздражала. Автомобилисты, к числу которых теперь относился и Илья, извлекший из закромов свои полученные еще три года назад права, стояли в многочисленных пробках, вяло ругая городские власти, климат и коллег по несчастью.
Впрочем, желтый «Троллер» все же больше отдыхал на стоянке неподалеку от дома Приваловых, чем ездил. Илье было жалко тратить время и деньги на машину, метро его вполне устраивало и не раздражало. Хорошая книжка, плеер, с помощью которого он научился забивать болтовню кота Баюна. Двадцать пять минут – и ты на работе.
Лев Геннадиевич в офисе появлялся редко, манерный Антон, которого Илья серьезно подозревал в нетрадиционной ориентации, обычно тоже не досаждал, погруженный в сложную сетевую жизнь, и Илья целыми днями резался в компьютерные стрелялки или лазил по Интернету, ожидая, когда начальство наконец загрузит его делами.
В эти спокойные и даже скучные дни Илье, как никогда, недоставало собеседника, напарника, приятеля. Но, как назло, кот Баюн, успешно выполнявший все эти нетрудные функции,
Нельзя сказать, что Илья особо грустил, когда мерзкий голос в его голове замолкал, но по странному совпадению в моменты, когда Баюн отсутствовал, на Илью наваливалась апатия, тоска и такое критическое восприятие действительности, что – хоть топись...
Изредка кот Баюн впадал в просветительский раж, часами рассказывая Илье о Хтоносе, его истории, значимости и важности для людей, которых он называл «человеками» и никак иначе.
Выходило, что пока на Земле властвовал Хтонос, все было чудно и прекрасно, но потом сами же глупые человеки полезли туда, куда им совать свои короткие и слишком любопытные носы вовсе не требовалось.
В итоге они исказили сам смысл существования на планете себя и всего остального сущего.
– А потом еще и железо освободили! – горестно мяукал кот Баюн.
– Чем вам железо-то не угодило? – не понял Илья.
– Дырявая у тебя память, – вздохнул кот. – Тебе же дружок твой очкастый говорил: Хтонос не любит железа! Забыл?
– Ага, – признался Илья, – ну и чего?
– А того... Ваш, человеческий, поэт правильно сказал...
Баюн торжественно откашлялся и промяукал:
Золото – хозяйке, серебро – слуге,Медяки – ремесленной всякой мелюзге.«Верно, – отрубил барон, нахлобучив шлем, —Но Хладное Железо властвует над всем!»– Да чем плохо-то оно, железо это хладное? – удивился Илья, услыхав от хтонического создания стихи Киплинга.
– А тем, что оно дает власть. Во времена нашего могущества не было на Земле власти, все жили свободно и каждый сам отвечал за себя и за свои поступки. А потом вы, человеки, извратили изначальные силы и придумали власть. Власть родила насилие, насилие родило жестокость, жестокость родила войны, а войны родили убийства. И вы начали убивать себе подобных и нас, свободных слуг изначальных сил.
– Нет, ну, а как без власти-то жить? – полез в спор Илья. – Бардак ведь получается...
– Если все человеки будут относиться друг к другу и к себе так, как они хотели бы, чтобы другие относились к ним, – никакого бардака не будет, – отрезал Баюн и горестно изрек: – А ведь сколько потеряли! Каких мудростей лишились, пойдя по пути «хладного железа»! Дуралеи... Жадные, глупые тупицы!
– Врешь ты все! – фыркнул Илья. – Мудростей мы лишились... Каких, интересно?
– Очень многих... – печально промурлыкал кот Баюн. – Ты вот даже представить себе не в состоянии, что бывает иное знание, не связанное с развитием науки, или, к примеру, способностей Пастырей искажать мир с помощью извращенной силы, что, в общем, суть есть та же наука...