Пасынки
Шрифт:
— Но я-то ещё жив! — гневно воскликнул Пётр Алексеевич. — И эти тоже меня хоронить собрались!.. Петрушку на престол? Не бывать тому!
— Гогенгольц в разговоре со мной тонко намекнул, что Вена навряд ли признает иного твоего наследника. Разве что в обмен на строгое следование курсом венского кабинета. Ты такую цену платить не станешь, я знаю. Я бы тоже не стала.
— Плевал бы я на эту паршивую Вену, если б не нужна была их армия в подмогу противу турок, — государь признал очевидное. — Войны новой не избежать, и быть ей с агарянами. Давно пора султана и хана крымского урезонить. А без цесарцев как обойтись? Кто румелийскую
— Быть им битыми, — усмехнулась альвийка, видавшая австрийских офицеров как наёмников в саксонской армии. И бившая их тоже.
— Нам-то что с того? Лишь бы взяли на себя половину дела, а там викторию будут торжествовать, или их вперёд ногами вынесут — не моя забота.
— Судя по действиям посла, они догадываются об отведенной им роли, и хотят переписать договор под свои нужды, — предположила княжна. — При тебе этому не бывать. Покушаться непосредственно на тебя мог только полный дурак, да ты и сам это видел. Следовательно, им нужно было убрать тебя опосредованно. С женой ты поссорился. Я — пока никто, но, наверное, ещё могу рожать. Не знаю, не случилось раньше проверить… Стояла задача убрать нас обеих — а вдруг ты бы простил Екатерину? — и подорвать твоё доверие к альвийской медицине. Тогда ты остался бы один на один со своими недугами, Петруша, и…
Последнее пугало княжну не на шутку, и она старательно скрывала этот страх. Но Пётр Алексеевич тоже был воробушек стреляный. Чтобы скрыть от него сильную эмоцию, нужно было быть талантливым актёром. Раннэиль за собой особого таланта в лицедействе не числила, и подозревала, что любимый давно знает о её самом большом страхе.
Страхе потерять его.
— Ссориться с цесарцами сейчас нельзя, — сказал он, покачав взъерошенной головой. — Однако ж и на сворке у них бегать нам не пристало. Тут хитростью надо брать… и я от тебя в том помощи жду, Аннушка.
— Я всегда готова тебе помочь, Петруша, только скажи — как?
В ответ княжна, к своему удивлению, получила недоумённый взгляд.
— Ты с матушкой не говорила ещё, что ли?
— Я не видела матушку со вчерашнего вечера. Но причём здесь она? — ещё больше удивилась Раннэиль. Нужно особо отметить — искренне удивилась.
— Ну и чудеса, — хохотнул он. — В кои веки не баба к мужику с эдакой вестью является, а наоборот!
Лицом княжна была приучена владеть с детства, и смогла как-то пережить мгновение смятения, когда мозги обратились в кашу, не показав этого. Вот уж действительно, чудеса. Вот только голос предательски дрогнул.
— Это… слишком большая новость для меня, — сказала она, слабо улыбнувшись. — Вся сразу в голове не умещается. Матушка вчера как-то странно на меня смотрела, и потом… Это она тебе сказала, верно? Почему не сказала мне, ещё вчера?.. И что теперь нам надо сделать, любимый?
— В Москву ехать.
И ответ был для неё странным, и отразившиеся на его лице эмоции. Он тоже удивился, и тоже искренне. Видно, не той реакции ждал.
— А что в Москве? — спросила княжна, начиная понемногу приходить в себя.
— А в Москве — Успенский собор, — Пётр Алексеевич сказал это так, словно объяснял прописную истину, но делал скидку на её незнание старых традиций России. — Мы с тобою и без того бы неплохо прожили, но мой наследник должен быть законным, чтоб ни одна собака в его сторону не тявкнула. А там пусть цесарцы хоть передавятся от тоски, но Петрушке на престоле не бывать. Внук вперёд сына
— Но… если это дочь? — Раннэиль лукаво улыбнулась. Только сейчас до неё окончательно дошёл смысл происходящего. Новость и впрямь оказалась великовата.
— Дело нехитрое, — ответил многоопытный папаша, по-хозяйски приобняв её. — Сколько там твоя матушка мне отвела? Десять лет? Успеем ещё одного, а то и двоих сочинить. А далее… далее тебе этот корабль вести, Аннушка, — добавил он, помрачнев. — С моей стороны это подлость — сбросить всё на бабу. Но ты — не Катька, ты удержишь.
— Я не знаю фарватера, — на Раннэиль при его словах тоже напала печаль, но она продолжала улыбаться. Заодно блеснула одним из тех словечек, которые были ему по душе.
— Так учись, пока я жив. Время ещё есть.
Карета остановилась. Вот и Зимний дворец.
Безумный день, кажется, подходил к концу. И слава богу.
Ну и денёк сегодня!
Не успел продрать глаза поутру, а тут город уже гудит, будто потревоженный улей. Шутка ли — аресты! Долгоруких с Голицыными в Тайную канцелярию волокут! Всё с ног на голову перевернулось, а светлейшему князю никто ни полсловечка не сказал. Узнал новости одним из последних.
Обидно.
Впрочем, просыпаться надо хотя бы до полудня, а не после. А как изволите вставать с утра пораньше, если вчера празднество было? А как на празднестве, да не воздать должное хорошей выпивке? Никак. Приходится поутру… гм… то бишь, по пробуждении рассольчик употреблять. Без рассольчика голова пустая, и гудит, словно колокол на неё надели.
— Алёшка! Тащи письма, кои не читаны ещё!
Являться пред очи государевы, чтобы просто полюбопытствовать о причинах внезапной опалы Долгоруких — это дурная затея. Пётр Алекеич сейчас наверняка таков, что может и пинком из приёмной залы вышибить. Но если порыться в свежей корреспонденции, что доставили вчера вечером или сегодня утром, то обязательно найдётся хороший предлог появиться во дворце. Нет, светлейший князь прекрасно знал, что Долгорукие что-то затевают. Они всегда что-то затевают, более или менее рискованное. Хотя, если дошло до арестов, значит, натворили нечто вовсе безбожное. Но что? Кто скажет? Кого выспросить надобно?
И письма, как на грех, всё не те. Доклад о состоянии его личных счетов в Голландии, нижайшие просьбы провинциальных чиновников, искавших покровительства светлейшего, рапорт капитана Ингерманландского пехотного полка о количестве отсутствующих и причинах их отсутствия, какие-то малозначительные записки… Мелочь. С таким сейчас в Зимний не побежишь. Придётся разузнавать новости иными способами.
Ближе к вечеру его людишки кое-что да разузнали, и сложившаяся из их донесений картина заставила светлейшего князя присвистнуть от изумления. Ишь ты, на кого руку-то подняли! Немудрено, что Пётр Алексеич малость осерчал, и сейчас в подвалах крепости повернуться негде, всё забито заговорщиками. А смысл, смысл-то каков? Ну, притравили бы они царя, и дальше что? Или надеялись разом задавить всех своих врагов, в числе коих и сам князь обретался? А вот это уже глупость. Алёшка Долгоруков точно не дурак, хоть и великим умником его тоже не назовёшь, и хитёр, словно лисица. Нет, что-то тут не то. Как ни вертел эти новости в голове Данилыч, что-то не срасталось. О чём-то немаловажном его людишки не пронюхали. Оставалось одно — справиться у того, кто знает больше.