Патока
Шрифт:
– Частенько въ Питеръ закатываете?
Закатываете - вышло особенно игриво.
– Вотъ терпть не могу! Дохлый городишко…
– Гм… ботики у меня узковаты… У васъ тамъ, говорили, родственники кто-то…
– Много есть. Только ничего бщаго, давно порвалъ… Блкинъ, наконецъ, попалъ въ шубу и вышелъ на воздухъ. Спохватился - забылъ портфель. Хотлъ звониться, но какъ-разъ отворилась дверь, рука протянула портфель, и голосъ Дары сказалъ:
– Сумочку забыли…
Щелкнулъ крюкъ, и Блкинъ почувствовалъ, что его точно вытолкнули.
Стоялъ
– А… - сказалъ онъ въ пустоту, какъ выдохнулъ. Постоялъ, посмотрлъ въ окна. Въ двухъ изъ шести на его глазахъ погасъ свтъ.
Пошелъ знакомой тропкой, по которой, казалось, ходилъ давно. Вошелъ въ рощицу, постоялъ. Изъ-за тонкихъ стволиковъ еще маячили свтлыя пятна оконъ.
– А!?.
Съ воющимъ звономъ пробгалъ по вершинкамъ рощицы втеръ. И, когда Блкинъ вышелъ на открытое мсто, въ лицо бросило острымъ мелкимъ снжкомъ, холодной пылью. Налетло съ другой стороны, сорвало фуражку и погнало. Онъ кинулся и наступилъ ногой. Опять осыпало, кинуло за воротъ и захватило духъ. Онъ закрылся портфелемъ. Застучало крупой по тугой кож. Такъ, прикрываясь, пошелъ онъ на мутный свтъ у завода.
За сараемъ было тише. У баковъ уже не мшали. Подъ освщеннымъ окномъ конторы стояла толпа. Черное маленькое прыгало и юлило, похлопывая въ лапки. Лошаденку осадили назадъ, и на освщенномъ окн чернла ея понурая голова съ разввающейся чолкой, и казалось, что какой-то игривый зврекъ бгаетъ и юлитъ по ней.
– Извозчикъ!
Въ свт окна вытянулась черная лапа и застучала въ стекло.
– Михее-ей!
Изъ двери вышла закутанная фигура, и знакомый голосъ крикнулъ:
– Завтра у меня приди! Акулька Пнкина завтра замсто ее! Я те покажу собаку!
– Я теб что сказала?
– плакался бабiй голосъ.
– Что я теб сказала? Къ ребенку бгала, такъ ты пятакъ усчиталъ…
– Я те покажу собаку!
– Извозчикъ! Позовите извозчика!
– Сей минутъ-съ… Михея послать! хать-то неспособно будетъ-съ…
Малый вертлся съ папироской, ся по втру искры.
– Прошу позвать извозчика!
– А вотъ я… погрлся малость…
Въ вздувшемся на втру азям, какъ на парусахъ, бжалъ отъ конторы Михей. Зачмокалъ и задергалъ подъ головой лошаденки, точно будилъ ее.
Она откачнулась, съ усилiемъ отлпила отъ снга негнущiяся ноги и подалась.
– Дерюжку бы какую наслалъ, чумага!
Малый суетливо тыкалъ въ сно подъ Блкина кулаками, укутывая ноги.
– Сани-то не обтеръ, чумага…
– Чичасъ, чичасъ… Нно-о!
Лошаденка не двигалась. Малый выхватилъ кнутъ съ передка и ударилъ ее по морд. Свистнуло.
– Да ты…
Рванулась, и не кончилъ Михей. Побжалъ на вожжахъ, подгоняемый смхомъ сзади, прыгнулъ на ходу, перевалился, болтая огромными валенками, но сейчасъ же обернулся назадъ и вытянулъ надъ головой Блкина кулакъ.
– Твоя лошадь, сво-лочь!?
Сразу смолкъ, какъ испугался, спрыгнулъ и побжалъ рядомъ, въ горку, почмокивая и икая.
Подъ горой было тихо. Кто-то черный брелъ по дорог,
Качнуло. Это Михей опять прыгнулъ въ сани. Рвануло втромъ сбоку, и Блкинъ спрятался въ воротникъ.
– И-эхъ, ми-ла-ай!
Играло въ поляхъ.
Встряхивало глухо во тьм, ухало тупымъ громомъ втровыхъ порывовъ. Мело.
Совсмъ ушелъ въ воротникъ Блкинъ, съежился и съ томленiемъ слушалъ, какъ что-то совсмъ рядомъ тонко-тонко посвистываетъ. Этотъ свистъ то замиралъ ноющей ноткой, какъ выносилъ вверхъ, то жужжалъ, и тогда казалось Блкину, что это сани бгутъ подъ гору, въ рыхлый сыпучiй снгъ.
Согнувшись, прислушался онъ, какъ гулко перетряхивается въ просторахъ, укатится невдомо куда, замретъ и опять гулко ухнетъ и ударитъ сбоку, того и гляди - подхватитъ сани и умчитъ.
…А, какая метель!
Прислушивался и, наконецъ, понялъ, откуда свистъ: въ замочк портфеля. Перевернулъ, и свистъ кончился.
– И-эхъ, ми-ла-ай!
Вспоминались блыя поля, теперь закрытыя волнующейся тьмою, тихiй пасмурный день. Жмурилъ глаза и какъ-будто со стороны видлъ, какъ ползутъ въ огромныхъ поляхъ маленькiя сани, маленькая, какъ муха, лошаденка, маленькiй-маленькiй, какъ головка обожженной спички, Михей, а кругомъ крутится и сыплетъ и гонитъ невдомо куда. Вотъ-вотъ накроетъ. Прыгаетъ по полямъ на мягкихъ лапахъ огромный невдомый зврь въ чернот. Убжалъ. И опять близится.
Тряхнуло на ухаб. Стали. Выглянулъ изъ-подъ козырька - счетъ!
– Н-но-о!
– упрашивалъ сиплый голосъ.
– Да н-но-о!
Тронулись. Должно быть, уснулъ Блкинъ, забылся, потому что не видлъ, какъ спрыгнулъ Михей и что-то творилъ въ темнот. Стоялъ, обметаемый снгомъ, передъ головой лошаденки и тянулъ.
– Михе-ей!
Сорвало втромъ. Хотлъ слзть, уже занесъ ногу, но такъ метнуло въ втр цлымъ сугробомъ, такъ засыпало, что Блкинъ приникъ и ткнулся лицомъ въ заснженное сно. Поднялся, чтобы еще разъ позвать, но въ открытый ротъ хлынули потоки втра и опять пригнули. Прыгнуло что-то въ сани, и опять поползли.
– Мететъ какъ - бяда!
– услыхалъ Блкинъ надъ ухомъ скрипучiй голосъ, но не испугался, а обрадовался, потому что Михей былъ здсь.
Сталъ думать, сколько еще осталось хать, и въ щель между козырькомъ и краемъ воротника увидалъ свтлыя пятна сбоку, косую стку снга и надъ головой черныя бьющiяся въ втр втки. И понялъ, что это та самая деревенька съ засоломенными оконцами, деревенька на полпути. Тамъ еще уныло каркали на овинахъ вороны. Безлюдная и нмая днемъ, она казалась теперь такой желанной и радостной со своими тихими свтлыми глазами, покойно вглядывающимися въ буйную черноту ночи. Зайти?