Патологии
Шрифт:
На чердаке застаём Кешу, он смотрит в прицел.
– Ну чего, много подстрелил?
– говорю.
Кеша не реагирует.
– Скоро наши?
– спрашивает он, помолчав.
– Не знаю, - отвечаю сухо.
В одной из комнат, где выставлены посты, сидит у стены Монах, полузакрыв глаза. Его напарник спит прямо на полу, лицом к стене, - даже не вижу, кто.
– Спим?
– говорю, заходя.
Монах открывает глаза, но не отвечает.
Я прохожу к окну, смотрю на улицу. Неподалеку от
– Сергей, вас что, выжали всех?
– говорю, отстранившись от окна, - Что вы квёлые какие?
Монах закрывает глаза.
– Обед будет?
– хрипло спрашивает тот, кто лежит.
– Почему не ведём наблюдение?
– спрашиваю я, не ответив.
– Мы с соседями по очереди, - говорит Монах.
Выхожу злой.
– Чего они, Сань? Сдурели все?
– спрашиваю у Скворца.
– Устали…
В «почивальне» Столяр заставил пацанов устроить раздолбанные бойницы, на скорую руку почистить автоматы, сделать уборку. Гильзы сгребли в угол, при этом кровь размазали по полу. Кажется, она пахнет. Ее обходят.
– Сейчас будем ужинать, - говорит Столяр. Он отнял у Плохиша консервы. Я, когда уходил с поста Хасана, слышал, как Плохиш выл: «Я за них жизнью рисковал, в меня за каждую кильку по пуле выпустили!»
– Все извлекаем свои запасы, - говорит Столяр, - Сколько просидим здесь, - не знаю. Разделим пищу на два дня.
Пацаны лезут в рюкзаки, - в свои, и в чужие - тех, кто на постах. Но к рюкзаку дока, и к рюкзаку Язвы и к Стёпому хозяйству, никто не прикасается.
У кого-то находится банка-другая рыбки в томате. У кого-то сухари.
– Аружев!
– говорит Столяр, - Давай-ка, посмотри у себя…
Запустив руку в свой туго набитый рюкзак, где царит образцовый порядок, Русик выхватывает четыре банки. Шпроты, хорошая тушенка, сардины в масле.
Столяр делит добытое.
Лениво жуем. Астахов мнёт зубами пищу с диким выражением лица, - видимо, ему очень больно. Аружев ест, придвинув к себе одну из своих банок, закладывая сардинки в широко раскрываемый рот, - губы болят. Астахов, косясь на Русика, ухмыляется, смягчая дикое выражение своего лица.
Валька Чертков есть отказывается, - кажется, он даже не может говорить. Приглядываясь к нему, я вижу, что щека у Вальки лопнула, как больной плод.
– Тебя бы зашить надо, - говорю.
– Зарастет так - будешь кривой.
Кизя стонет.
– Столяр!
– зовёт он дурным голосом.
– Водка есть? Дай водки.
Астахов при упоминании о водке начинает медленнее жевать.
Столяр, подумав, идет к своему рюкзаку и возвращается с бутылкой самогона.
– Горилка, - говорит он.
– Куда ее беречь, будь она проклята…
Целую кружку наливают Кизе.
Я несу ее, как лекарство больному.
Присев на корточки рядом с Кизей, с нежностью смотрю, как он пьет, клацая зубами о кружку. Тут же подаю ему лепесток лука и бутерброд с безглазой рыбинкой.
Вернувшись к столу пью сам, - как воду.
Пацаны пригубляют по очереди.
– Ну, когда за нами приедут?
– ругается кто-то, ни от кого не ожидая ответа.
Кто-то, бродя по «почивальне» закуривает. И тут же в «почивальню» бьёт снайпер, - пуля, чмокнув, входит в стену.
Закуривший поднимает сигарету с пола, которую выронил, чертыхнувшись.
– Курить в коридор, - говорит Столяр.
– И жратву разнесите пацанам.
На улице совсем стемнело.
Стрельба то в одной, то в другой стороне города разрастается, не стихает. Иногда одиночными или короткими очередями бьют по школе.
Курим, рассыпается пепел, сшибаемый корявыми, не разгибаемыми после долгих трудов, указательными пальцами… Иногда кто-то появляется в тёмных коридорах, бредет. Узнаём, кто - только с нескольких шагов.
«Сейчас влезет в школу какая тварь, разве углядишь… Камикадзе, весь надинамиченный…»
«А я ведь человека убил», - думаю устало, и не знаю, что дальше надо думать.
«Человека убил», - повторяю я, словно вслушиваясь в эхо, но эха не слышу.
– Егор, часы есть? Будешь до трёх дежурным. Обходи посты, чтоб никто, как вчера… После трёх тебя сменят, - это говорит Столяр.
Киваю головой.
Сижу на корточках, медленно докуриваю. Понимаю, что Столяр не видит, как я кивнул головой, но говорить лень.
«Даша».
«Где-то есть Даша».
«…есть Даша?»
Рядом сидит Скворец. Спросить у него?
Морщусь неприязненно, не понимая, откуда она взялась, - неприязнь, что она, к чему, зачем…
Не шевелясь, сидит Скворец.
За сутки я так привык к тому, что он рядом. Мы даже не разговариваем, - иногда касаемся плечами, иногда переглядываемся. Он так молчит хорошо, что я точно знаю, что он всегда на моей стороне, - когда я кричу на кого-то, прошу парней о чём-то. И когда молчу, он тоже на моей стороне. Или я на его? Почему я всё время о себе думаю? Нет, всё-таки, он на моей…
Разносим пацанам банки с консервами.
Прислушиваемся к пальбе.
Пацаны жадно глотают пахучую массу, - говядину или рыбу.
Опять хочется есть.
Мы идём с Саней вниз, к Хасану, - может быть, там накормят?
Слышен говор внизу.
– О! Егорушка! Родной!
– Столяр заметно поддатый, встречает меня радостно, - ну как?
Я не знаю, о чём именно он спрашивает, но тоже улыбаюсь. Лиц друг друга мы почти не видим, но улыбки слышны по голосам.
– Всё хорошо. Загадили только всю школу. Может место какое определим?