Патология
Шрифт:
— Можем и к тебе.
— Можем.
Когда приехали, он сказал, что весь «провонял», и ему необходим душ. Она открыла кран и, пока вода нагревалась, приготовила ему кофе. Он снял рубашку, она увидела белую кожу и проступающие кости, тонкий слой мускулов, который не позволял назвать его полным дохляком. На плече — повязка.
Он перехватил ее взгляд.
— Задел осколок. Пустяки.
Он снял джинсы. На левую икру была наложена толстая повязка.
— Ты ее намочишь, — сказала она.
— Там воспаление, но инфекции нет. Через два дня
Он направился в ванную, а Петра пошла следом. Встала в дверях, смотрела, как он, прихрамывая, забрался в душевую кабину, пустил крепкую струю. Вода застучала по стеклянной стенке.
Петра смотрела на смутное отражение.
К черту.
Скинула одежду и присоединилась к нему.
Она не щадила его, и позиции были самые разные. Раненый мужчина, но не больной. Он благодарно вскрикивал и, когда все было кончено и они, обнаженные и мокрые, лежали на кровати, сказал:
— Как же я скучал по тебе.
Дотронулся до ее груди. Сосок тут же затвердел.
— Я тоже по тебе скучала.
Они поцеловались, и он снова возбудился. Действительно ли он тосковал по ней? Или ему нужна была лишь интимная близость?
А есть ли здесь разница?
Она высвободилась из продолжительных объятий.
— Проголодался? Он обдумал вопрос.
— Может, найду что-нибудь в твоем холодильнике. Она положила руку на его плоскую теплую грудь.
— Не двигайся. Я сейчас что-нибудь соображу.
Он ел сэндвич с индейкой, картофельные чипсы и наскоро приготовленный салат. Ел он, как всегда — молча, сосредоточенно. Жевал медленно, с закрытым ртом. Ни одной крошки, ни одного жирного пятна на губах.
Она смотрела на его запястья. Слабые для мужчины. Длинные, тонкие пальцы. Ему надо было стать музыкантом. Она никогда не слышала, чтобы он напевал вполголоса, и он не говорил, что интересуется музыкой.
Вода ослабила повязку на его плече, он снял ее, положил мазь, которую достал из рюкзака, принял антибиотик. Петра подумала, что трехдюймовая рана куда больше, чем «пустяки». Она была с неровными краями и окружена сморщенной красной плотью. Ужасно. Интересно, как в таком случае выглядит его нога?
— Почему ты сократил поездку? — спросила она.
— Чтобы тебя увидеть.
— Хотелось бы поверить.
— Это правда, — сказал он.
— Частично, может, и правда. А ты расскажи все целиком.
Произошло следующее: Эрик, израильский офицер
службы безопасности и трое других иностранных полицейских — англичанин, австралиец и бельгиец — сидели в кафе на улице А-Яркон. Пили кофе глясе и безалкогольные напитки, за исключением англичанина — тот накачивался пивом. В Тель-Авиве было больше тридцати градусов, к тому же влажно. После душа человек потел уже через несколько минут.
Все пятеро целый день тренировались, смотрели отснятый материал, изучали данные Интерпола, сканировали частично рассекреченные документы. Другие полицейские были в подавленном настроении, они ненавидели Тель-Авив.
Эрик против города ничего не имел. Несколько лет назад он уже дважды бывал здесь: выполнял поручения американского посольства. Курьерская служба из Эр-Рияда в Израиль через столицу Иордании Амман. Твердые маленькие пакеты — он понятия не имел, что находилось внутри, однако проходил через все таможни без объяснений. Позже он изучил здесь каждый переулок, селился в дешевых прибрежных гостиницах, посещал бары, клубы и рестораны. По улицам ходили тайские и румынские проститутки.
По соседству располагалось множество посольств. Проститутки знали, куда идти.
Когда израильтянин отошел, чтобы купить еще несколько бутылок, другие полицейские, воспользовавшись его отсутствием, снова заговорили о том, как они презирают эту проклятую страну. Слишком шумная, слишком влажная, еда слишком острая, а израильтяне очень грубые.
— Слишком… сами знаете, что, — сказал бельгиец.
Неприятный от природы, антисемит по убеждениям, он был готов высказать все, что думает, как только израильский офицер отходил от них на шаг в сторону. Ухмылки, гримасы, постукивания по носу. Презрительные комментарии вполголоса об арабах и о евреях, Пусть, мол, истребят друг друга.
И этого парня Брюссель послал работать в качестве миротворца. Дома он был полицейским бюрократом, а до этого служил в армии.
Офицер бельгийской армии… Когда в последний раз бельгийцы с кем-нибудь сражались? Возможно, это было в пятидесятых годах, когда они истребляли конголезцев.
Вчера, когда бельгиец и Эрик были вдвоем, стояли у писсуаров в мужской комнате полицейского управления на Французском холме в Иерусалиме, бельгиец отвел струю в сторону и начал поливать пол. Смеясь, приговаривал:
— Вот так я к ним всем отношусь.
Когда появился первый террорист-смертник, израильтянин все еще был в стороне — заказывал напитки. Эрик готов был поклясться, что почувствовал самоубийцу по запаху, прежде чем увидел его воочию. Он ощутил страх террориста, невероятное нервное напряжение.
Какова бы ни была причина, но Эрик среагировал первым.
Он повернулся и увидел парня, пробиравшегося между столиками. Молодой, невысокий, толстенький, волосы зачесаны наверх, кончики высветлены. Должно быть, работал иод израильтянина, постоянно ошивающегося на пляже.
Но кое-что упустил. Длинное черное пальто в тридцатиградусную жару. Он потел, и глаза у него были ошалелые.
— У нас проблема, — сказал Эрик, мотнул головой и приготовился действовать.
— Вся чертова страна пробле… — начал было бельгиец. Эрик поднялся. Медленно, осторожно. Взял в руку пустой стакан, словно собирался снова его наполнить.
Смертник в черном пальто подошел ближе.
Австралиец и бельгиец ничего не замечали, но англичанин проследил за взглядом Эрика и начал вставать. Они обменялись безмолвным посланием: окружить его, повалить на землю.