Патология
Шрифт:
Короткие гудки.
— Дружелюбный господин, — прокомментировала Петра. Эрик не ответил.
В 15:53 проквакал ее телефон. К тому времени она отсидела себе все что можно, от голода разболелась голова, мочевой пузырь готов был взорваться. Пейзаж в окошке казался ей надоевшим полотном бездарного художника. Что Эрик хочет сказать?
Нажала на кнопку «разговор».
— В чем дело? Радостный голос сказал:
— Детектив Коннор? Тевтонский акцент.
— Старший инспектор Бандорффер?
— Да, это Клаус. Я подумал, что сейчас хорошее время, чтобы соединиться с вами.
— Да, сэр. Что случилось?
— Случилось то, что я напал на кое-что интересное в наших отчетах. Это не серийное убийство, да и вообще не убийство. Нападение. Но оно произошло 28 июня, и его детали вызывают интерес.
— В каком году это случилось? — спросила Петра.
— В 1979. Молодая женщина по имени Гудрун Вигланд, кондитер в одной из наших лучших пекарен. По дороге домой подверглась нападению. Она украшала свадебный торт и ушла с работы незадолго до полуночи. В двух кварталах от дома кто-то схватил ее за шею, опрокинул на землю животом вниз и стал пинать ногами по ребрам. Затем она ощутила страшную боль в затылке. Нападавший был позади нее, и она его так и не увидела. Полученные ею ранения были серьезными: три сломанных ребра, повреждение внутренних органов и разбитый череп. Женщина находилась без сознания два дня, а, когда пришла в себя, не смогла рассказать полиции ничего полезного. Сегодня я нанес ей визит. Сейчас это напуганная немолодая женщина. Живет вместе со старой матерью, получает пособие. Из дома выходит редко.
— Бедняжка.
— У фройляйн Вигланд была репутация разбитной девушки, и наши полицейские подозревали в случившемся бывшего любовника, пекаря, любителя выпить. Они часто публично выясняли отношения. Но мужчина смог доказать свое алиби, и преступление так и не было раскрыто. Я выяснил, что ваш мистер Добблер и его семья в то время жили в наших краях.
— Сколько ударов было нанесено по голове? — спросила Петра.
— Один, — ответил Бандорффер.
— Наш преступник наносит своим жертвам многократные
удары, — сказала Петра.
— Возможно, запаниковал, будучи юным и неопытным. Разумеется, если это ваш парень.
Двадцать четыре года назад Курту Добблеру было восемнадцать.
Маньяк из книги Теллера начинал, будучи подростком, в тот момент что-то повернулось в его голове.
Быть может, гормоны? Сексуальное смятение?
Повреждение какого-то нерва? Да бог знает что еще.
Замышлял, планировал, но оказался неспособен совершить свое первое убийство. Переживал из-за неудачи и через восемнадцать лет решил вернуться и исправить ошибку?
А может, все наоборот?
«Другие города, другие июни». От этой мысли Петре стало тошно. В любом случае, измена Марты стала для него катализатором.
Спасибо, инспектор, — сказала она.
— Мне было приятно вам помочь. Пожалуйста, дайте мне знать, если придете к решению.
Бандорффер повесил трубку.
«Айзек снова оказался прав», — подумала Петра.
ГЛАВА 48
— Это было восхитительно, — сказала Клара.
Она опустила простыню до талии, погладила белую, мягкую, веснушчатую грудь, ущипнула розовый сосок и с удовлетворением увидела, что он набух. Протянула руку к обшарпанной тумбочке, взяла бокал с вином, отпила глоток.
Пятнадцать долларов за бутылку шардоне — она настояла, что заплатит за нее сама.
Айзек лежал рядом на спине, смотрел в потолок. Разглядывал коричневое пятно, оставшееся от протекшего кондиционера. Коричневая клякса, похожая на…
— Правда? — спросила Клара, обмакнула палец в вино и провела им по его верхней губе. — Тебе понравилось?
Он кивнул. В этой позе казалось, что он кивает потолку. Она наклонилась над ним, куснула за мочку уха.
— Несколько минут назад ты проявлял больший энтузиазм, мой милый. Гораздо больший. Я бы сказала, вулканический.
Айзек улыбнулся. Он понял, на что похоже коричневое пятно. На двух медведей — большого и маленького. Они мерились силами. Или танцевали. Что это может сказать о его подсознании?
— Мой персональный Везувий, — сказала Клара и опустилась на него. — Готов к следующему извержению?
У Айзека все ныло, но Клара проявила максимум изобретатльности, и второй заход завершился весьма достойно. Затем она сказала: «Пора в душ» и отправилась в крошечную ванную мотеля, похваляясь своим полным телом, ничуть не беспокоясь ни о складках на талии, ни об обвислой груди, ни о целлюлите. За это она нравилась ему еще больше, и, когда она крикнула: «Заходи», он послушался. Под струей воды она притянула его к себе, впилась в губы, и он ничего не имел против этого.
Душевая кабина была сделана из фибергласа, как и у него дома, но не такая чистая. Клара с энтузиазмом его намылила, положила его руки на свое тело, откинула голову и захохотала.
— Представь себе, что это водопад, — сказала он. — Что-то экзотическое, специально для нас.
Она вымыла свою голову шампунем из бутылочки, которую захватила с собой, сполоснула, выжала рыжие волосы и завернула их в полотенце. Вернулись на огромную кровать с феном-массажером, прикрученным к подголовнику и работавшим, когда в его щель опускали монеты.
Айзек удивился, что ему понравилась такая безвкусица.
Он не знал, как произошел этот переход, как он превратился в кого-то другого. В человека, которого воображал, когда занимался с ней любовью.
Крутой латиноамериканский жеребец, подчинявший себе охочую до секса женщину с пламенными волосами, занимавшийся этим в тесной комнатушке, где в занавесках зияли дыры — следы от непотушенных сигарет, а от потертого тонкого ковра поднимался запах греха, пива и растворимого кофе.
«Каса Фигероа». Два этажа грязных известковых стен под хлипкой крышей. Тридцать две комнаты, окна которых смотрели на плавательный бассейн в форме почки. В каждый номер вел отдельный ход. Клара расплатилась карточкой «Дискавери», взяла у клерка ключ и, покачивая бедрами, повела Айзека по ступеням.