Патология
Шрифт:
«Интересно, — продолжал Теллер, — что в этот период Ретзак не совершал над этими добрыми женщинами насилия, подобного тому, что он учинил над миссис Арбогаст. Когда я спросил его о причине такой несуразности, Ретзак и сам пришел в недоумение».
Я и сам не знаю, почему я это делаю и зачем. Иногда на меня накатывает такое желание, в другое время я веду себя нормально. Иногда мой мозг остается спокойным, в другие времена там словно что-то кипит, подобно горшку с салом. В отличие от других людей, я не могу контролировать свои поступки, но не жалею об отсутствии в своем характере сдержанности. Мною управляет Сатана или какой-то Темный ангел, и я подчиняюсь своему хозяину так же автоматически, как некоторые дураки и трусы, посвящающие свои жалкие жизни лживому божеству и склоняющие колени перед его алтарем.
«Большой загадкой для медицины
В возрасте восемнадцати лет Ретзак приехал в Сан-Франциско, где его взяли матросом на пароход «Гран Триполи», направлявшийся на Восток. Судно сделало остановку на Гавайях. Там Ретзак сошел на берег и покинул свой пост.
«В Гонолулу Ретзак запил, устраивал драки, якшался с женщинами легкого поведения. Вскоре он стал жить с проституткой, уроженкой Эльзаса по имени Илетт Флам. Она была бледной и худенькой, любительницей опиума. Ретзак сказал, что будет защищать ее, и почти год жил на ее грешные деньги».
По случаю девятнадцатого дня рождения Ретзака Илетт устроила в его честь пирушку на берегу моря. Во время праздника она сделала замечание, которое вызвало в нем раздражение, и, когда они вернулись домой, началась ссора. Ретзак уверял, будто не помнит, чем именно обидела его Илетт Флам. Тем не менее, стараясь оправдать себя, говорил, что
…речь шла о моей лени. Эта свинья напилась и, по-видимому, решила, что ром подействовал на мой рассудок, потому что позволила себе оскорбить меня безо всякой на то причины. Я возмутился, каждое глупое замечание, слетевшее с ее поросячьих губ, все больше меня воспламеняло! Когда она изрекла очередную колкость — возможно, высказалась насчет моего ума — в моей голове возникло видение, подобное маяку: твой поросячий мозг — это мозг тупого животного.
Когда Илетт впала в пьяный ступор — «последнее время она была не такой уж плохой, так как заработала приличную сумму денег», — Ретзак положил ее на кровать, повернул на живот, схватил железный прут и ударил по затылку.
Череп треснул, как яйцо, из трещины вытекла светлая жидкость, в ней плавали куски мозга, затем вылилось немного крови. Эта картина взволновала меня, как никогда. Мною завладели новые чувства. Серое вещество рассеялось тончайшим туманом и прилипло к стенам. Когда по ее платью скользнул большой кусок мозга, я уставился на него в изумлении. Неужели этот уродливый серовато-розовый студень мог вмещать в себя то, что дураки-христиане называют хранилищем души? Может ли быть что-то более безобразное? Стоит разумному человеку бросить взгляд на эту мутную слизь, и он поймет, что религия — пустое место. Неожиданно я почувствовал полное спокойствие. Сел и с чувством восторга посмотрел на дело своих рук. Это было новое ощущение, и мне оно очень понравилось, я схватил альбом для рисования и несколько перьев, которые украл в магазине. Пока свинья лежала, истекая слизью, я с увлечением рисовал ее. Мне впервые удалось изобразить человеческое тело с большой долей достоверности.
И это был, как заключил Ретзак, «прекрасный подарок ко дню рожденья».
У Айзека пересохло в горле. Стянуло затылок. — Должно быть, это то, что нужно, — сказала Клара охрипшим голосом.
Он кивнул. Но думал о другом.
28 июня стало двойной годовщиной для Отто Ретзака. День рождения и дата первого убийства.
Его первая жертва, убийство гражданской жены.
Лос-анджелесский убийца начал в 1997 году. Отметил столетие со дня рождения Ретзака.
Его первая жертва — жена.
Подруги Марты были уверены, что ее убил Курт Добблер. Иногда факты совпадают с предположениями. Айзек перевернул страницу.
Закончив рисовать искалеченный труп Илетт Флам, Ретзак завернул его в окровавленную простыню, упаковал в брезентовый мешок, пошел в гавань Гонолулу и нанялся на работу на танкер, идущий в Венесуэлу.
Память о том, что я сделал со свиньей, всю дорогу горела в мозгу, как священный символ. Способность погасить пламя, власть! Все время, пока драил палубу и выливал помои, я едва ли думал о чем-то еще. Я был гораздо больше, чем палубный матрос: я исполнил танец, станцевать который могли редкие люди. Ночью я лежал на койке, окруженный храпящими свиньями. Как же мне хотелось проломить всем им череп! Но хитрость и благоразумие удерживали меня от такого порыва: ведь корабль — это тюрьма на море: с него не сбежишь. Лишь спустя несколько месяцев, на берегу в Каракасе, я позволил себе следующее восхитительное приключение. Хозяин кабака, старый метис-сквернослов, раздражил меня, и я решил, что он будет моей новой жертвой. Дождавшись, когда он закроет кабак и уйдет наверх, в собственные комнаты, я сломал замок на задней двери его заведения и удивился, увидев его сидящим за столом и поедающим ужин — рис со свининой… в общем, какие-то помои. Как только он начал ругаться, я схватил сковороду, стоявшую на плите. Чудесная литая посудина, тяжелая, с крепкой ручкой. Несколько секунд — и серый студень потек в испанский ужин. Все это ничем не отличалось от моей первой свиньи. Запечатлев эту сцену, я стал думать, что люди всего лишь жалкие мешки с плотью, хрящами и отвратительной жидкостью. Наши представления о чистоте и благородстве — полная брехня. Мир управляет с помощью лицемерия и лжи, и высшее проявление гуманизма и честности — выпустить эту жидкость. Мое назначение, — решил я, — принести миру Истину.
Ретзак покинул корабль и на несколько месяцев затерялся в Южной Америке. Возвращаясь в Штаты, он занимался кражами, исполнял поденную работу, батрачил, помогал на кухне, работал ночным сторожем в захудалых гостиницах. В свободное время дрался, пил, курил опиум, марихуану, употреблял наркотики, спал с проститутками, воровал, ради удовольствия убивал диких и домашних животных.
Убил пятерых людей.
Третьей жертвой стала матрона, прогуливающая собаку в пригороде Сент-Луиса. Поздняя вечерняя прогулка. Она удивилась, увидев красивого молодого человека с дворняжкой на поводке.
Я много дней наблюдал за этой здоровой свиньей. Мне нравились и фигура, и походка. Думал, что мне приятно будет ее познать — в библейском смысле слова. Но потом мною овладел порыв, идущий дальше этого простого желания. В соседнем дворе я украл старую желтую дворняжку. Пес был таким старым и слепым, что не оказал сопротивления, когда я перекинул его через забор. Сделал поводок из веревки, посмотрел, будет ли он меня слушаться, и он послушался, хотя и неуклюже. Дал ему кусок мяса, и он стал смотреть на меня, как дурак на Спасителя. В тот вечер я спрятался за домом свиньи. Она появилась, как всегда, в девять часов со своей курчавой маленькой шавкой на шелковом поводке. Выйдя из дома, она стала напевать веселую мелодию, и меня это вконец воспламенило. Я пошел за ней на расстоянии, пока она не оказалась в темной части улицы. Я прибавил шаг и понес на руках украденного пса. Оказавшись поблизости, спустил собаку на землю, прошел мимо нее, остановился впереди, в нескольких ярдах от нее, притворился, будто глажу пса. Увидев во мне владельца собаки, она прониклась ко мне доверием и подошла безо всякой опаски. Вскоре мы уже болтали, как два идиота, и я чувствовал, что она относится ко мне как к джентльмену. После нескольких вежливых фраз она повернулась, чтобы уйти, и тут ей на голову опустился топор, который я прятал под пальто. Студень! Ее маленькая курчавая собачонка начала скулить, и я прихлопнул ее на десерт. Собачий холодец, на мой взгляд, ничем не отличался от студня хозяйки, и мне показалось это забавным. Закончив рисунок, я взял желтого пса и унес его в лесок, находившийся в полумиле от этого места. Мертвая собака смотрела на меня с умилением, и я свернул ей шею. Осмотрев внутренности, пнул ногой, и она свалилась под дерево.
Айзек выдохнул. Он ощущал мятное дыхание Клары. Подождал, прежде чем перевернуть страницу. Он знал, что должно за этим последовать.
Номер четыре: «Чернокожий матрос». Он убил его в Чикаго, в глухом переулке.
Номер пять: «Наглая проститутка, тонкая, словно юная девушка, но нахальная и зараженная сифилисом». Ее он убил в парке Нового Орлеана.
Номер шесть:
Отвратительный парень-проститутка, живший в Сан-Франциско в той же гостинице, что и я. Взглянув на меня, он в развратной манере вытянул губы, а на следующий день повторил оскорбление. Я сделал вид, будто его внимание мне по душе. Дождался безлунной ночи и последовал за ним, когда тот вышел на улицу, словно готовясь исполнить его намеки. Обратившись к нему в безлюдном переулке, я согласился на его просьбу. Он наклонился и поднял на меня глаза, живо напомнившие мне о желтой собаке. Я сказал, чтобы он закрыл глаза и раскроил череп содомита, с энергией и ловкостью, используя при этом ручку топора, который я украл в то самое утро. Мне особенно приятно было осуществить свой замысел в отношении столь извращенного черепа. Его мозг ничем не отличался от мозга нормального человека.