Патология
Шрифт:
— Конечно, — сказала она и удивилась тому, как холодно прозвучал собственный голос.
— Какая-то проблема?
— Я все еще под впечатлением. И все потому, что я помогла избавиться от настоящего преступника.
Она высвободилась, встала, пошла на кухню.
— К тому же еще 28 июня. Осталось три дня, а я по-прежнему ничего не знаю.
— А что наш муж — Добблер?
— Все уверены в том, что это он убил свою жену, но доказательств нет. В каких-то отношениях он подходит, в других — нет.
— Например?
Она рассказывала. Он слушал. Петра увидела на столе яйца, хлеб и молоко. Пора сделать что-нибудь полезное. Она выложила на сковородку масло, включила газ, намочила хлеб в яично-молочной смеси и, когда масло забулькало и стало почти коричневым, опустила в него два куска.
Приятный звук, шипение.
— Ты можешь проследить за Добблером двадцать восьмого числа. Куда он, туда и ты.
— А если это не он, кто-то умрет. Он пожал плечами.
— Мистер Скептик. Он не ответил.
Французский тост был готов. Она положила его на тарелку, поставила перед ним. Он не двигался.
— Извини за прозвище, — сказала она.
— Я не был расположен к болтовне, — сказал он.
— Ты не сказал ничего дурного.
— Я не отнесся к твоим словам серьезно, — сказал он. — А ты так поглощена своей работой.
Он смотрел на нее, и таких нежных глаз она у него еще не видела.
Она обняла его за шею. Взяла вилку, вложила ему в руку.
— Ешь, пока не остыло.
ГЛАВА 44
Айзек едва не оставил дома бумажный пакет.
Ночь он провел беспокойно, после чего проспал до восьми сорока. Родители и братья уже ушли, и он признался себе не без стыда, что тишина ему кажется восхитительной.
Ванная досталась в полное его распоряжение, и он долго стоял под душем, побрился, походил в голом виде, вынул из-под кровати кейс. Поднял бумаги и убедился, что оружие на месте.
А где же ему еще быть?
Он вытащил пистолет, прицелился в зеркало. — Бац!
Глупая идея — достать пистолет. О чем он только думал? Он снова завернул его, положил на дно кейса, потрогал синяк на щеке. Опухоли больше нет, боль едва ощущается. Эти подростки — глупые панки, он без труда их обманул.
Может, лучше вернуть пистолет Флако?
Приподнял жалюзи, выглянул наружу, увидел над вентиляционной шахтой полоску неба. Оно было голубым, с перистыми облаками.
Надел чистые брюки цвета хаки и желтую рубашку с короткими рукавами. В комнате было уже тепло, а значит, на улицу следует выйти в легкой одежде.
Жарко будет даже на берегу, там, где воздух всегда прохладнее.
Он, кажется, стал любителем песка и океана.
Да ладно, бывают увлечения похуже.
Ночью во время бессонницы он позволил себе фантазии: когда-нибудь он будет там жить. Станет богатым врачом. У него будет красивая жена, умные дети, он поселится в большом доме недалеко от побережья.
Или — если все произойдет, как в мечтах, — дом его будет стоять прямо на песчаном берегу.
Прилив, чайки, пеликаны, дельфины. Каждое утро он будет просыпаться под шум океана… а может, будить его будет натуральная блондинка.
Он может провести еще один день на пирсе.
Работал он усердно и заслужил отдых.
Испорченный сопляк. При чем тут заслуги?
Ключ к успеху — не благонравие, а знания. Знания — сила.
В голову пришло старинное семейное заклинание: «Стремись к цели, стань образованным». Сначала — доктор философии, потом — медицины. Приобрети специальность, публикуй как можно больше работ, получи штатную должность преподавателя, приобрети репутацию, занимайся консультированием.
Может даже, он получит степень магистра делового администрирования и работу в фармацевтической компании…
Когда-нибудь он станет доктором Гомесом. А пока он запутался в отношениях с Кларой.
Она все звонила. Как долго это будет продолжаться?
Он должен с этим разобраться — раньше или позже. А сегодня… пляж.
Он пошел в кухню, снял со стола кейс и налил себе стакан молока. Передумал: он вернется в публичную библиотеку, воспользуется средством, в которое верил: тщательно проверит события, случившиеся в эту дату, проведет дедуктивный и индуктивный анализ. Проблему можно решить, необходимо найти ответ.
Залпом выпил молоко и пошел к дверям. Увидел пакет на столике справа от двери.
Коричневая бумага. Аккуратно сложенный пакет — фирменный знак матери. Красным фломастером выведено его имя. Шаткие буквы. Она никогда не была уверена в собственной грамотности.
Точно так же она помечала пакеты с завтраком, когда он учился в школе Бертона. Другие дети питались в школьном кафетерии — в чудесном месте, за теплыми столами, где их обслуживали женщины с забранными под сетку волосами. Им подавали нежно-зеленые и солнечно-желтые овощи, куски розового мяса и белую индейку, блюда, которые он никогда не видел — сакоташ? Гренки с сыром?
Его мать всегда боялась иностранной еды. Во всяком случае, она так говорила. Позже он узнал, что студенты, обучающиеся на стипендию, не имели права на бесплатное питание в кафетерии: щедрость школьной администрации имела пределы.
Айзек стыдился своих пакетов, пока кто-то из детей не сказал, что его тамалес и черные бобы — отличная еда. Раздавались и смешки, в конце концов, это была средняя школа, но большинство учащихся Бертона с пониманием относились к классовым различиям, и стряпня Ирмы Гомес им нравилась.