Патриарх Никон
Шрифт:
Крепостные стены, как мы уже говорили, были растянуты на огромном пространстве, и поэтому полякам приходилось перебегать с одного места на другое, тем более, что фальшивое нападение было то с той, то с другой стороны.
После таких маневров огромная масса ратников бросилась вдруг с восточной стороны, т.е. где глядел с высоты сам царь на крепость, и тысячи лестниц сразу очутились у стен. Неприятель стрелял из пищалей, лил горячую смолу, бросал каменья, но ратники все шли вперёд, карабкались по лестницам и, наконец, с криками ура и гиком они очутились на стенах. За первыми, как вода, потекли ратники, и не более как в четверть часа вся стена с той
Но раздался вдруг страшный грохот, так что и царь, и окружающая его свита попадали, и над крепостною стеною поднялся столп дыма к небесам, и когда он рассеялся, то предстоящие и царь увидели вместо стен какие-то развалины и ни одного воина на них.
Ужас овладел всеми, и царь приказал бить отбой, чтобы собрать осаждающих.
Войска, наступавшие с других сторон, возвратились в целости, но из наступавших с восточной, по сказанию иностранцев, будто бы убито пятнадцать тысяч и ранено десять тысяч, а царь писал сестре, что убито пятьсот и ранено тысяча человек; причём он присовокупляет, что это поляки подложили под стены порох.
После отбоя царь послал объявить перемирие на неделю, чтобы собрать убитых и раненых; многие были если не ранены, то страшно опалены и умирали в муках; лекаря потребованы со всех городов белорусских, и тогда-то явились к царю крещёные евреи Данилов и Самойлов.
Оба действовали энергично и с самоотвержением: устроили для больных особые помещения, и под их руководством образовался огромный штат фельдшеров и аптекарей, все ухаживали день и ночь за больными.
Царь и все бояре посещали раненых и раздавали им деньги и пищу; воинство от этой неудачи не только не пришло в уныние, но горело нетерпением вновь идти на приступ крепости.
Пороховой взрыв, сделанный поляками, повредил сильно крепостные стены; они строились русскими многие годы и поляки ещё более их расширили, и они были такой толщины, что огромным количеством пороха взорвало хотя часть стены, но её трудно было восстановить в короткое время.
Русские могли бы поэтому со дня на день предпринять новый приступ, и тогда падение крепости было бы неминуемо.
Употребив много пороху на взрыв, у поляков оказалась недостача в нём, между тем воевода Обухович получил уведомление, что войска Радзивилла у реки Шкловки разбиты и что Усвят и Шклов уже сдались русским, вся же Белоруссия до Могилёва восстала против поляков.
Окружённый и отрезанный от Польского королевства, Обухович понял тогда, что крепость не может более держаться, а потому начались переговоры с русскими о том, чтобы сдать Смоленск, с тем, чтобы Обуховичу и Корфу разрешено было выехать в Литву, что представлено было на волю и остальным смоленцам.
Но окончанием этого дела поляки медлили, ожидая вестей от Радзивилла.
Начал чувствоваться сильный недостаток в провизии, так как русские ещё теснее обложили Смоленск и закрыли подвоз припасов по Днепру. В городе, как мы уже говорили, проживали пан Голимонт и два Соколинских.
Знатные и богатые шляхтичи и униаты сражались за Польшу, которой служили, так как стояли во главе белоруссов с Обуховичем. Нужда у этих бояр, проживавших в Смоленске с семействами, достигла крайних пределов, и они потребовали, чтобы Обухович сдал Смоленск, так как дольше держаться было равносильно тому, что обречь всех голодной смерти.
Обухович отказал.
Голимонт созвал сейчас всех наличных шляхтичей Смоленска и вместе с Соколинскими говорит так энергично, что шляхта согласилась на сдачу города.
Как только это совершилось, Голимонт, Соколинские и шляхта бросились к замковой пехоте, велели ударить тревогу, и, когда ратники собрались, они возмутили её и отправились с барабанным боем к воеводскому дому.
Услышав шум, крик и стук оружия, Обухович с Корфом и ещё с несколькими другими из свиты своей вышел на крыльцо.
Голимонт и Соколинские объяснили ему, что решение и шляхты, и войска — тотчас сдать крепость русским.
Обухович заплакал.
Радные паны, шляхтичи и ратные люди, — воскликнул он, — в царствование Михаила Фёдоровича польская кровь лилась здесь реками, но ещё при приснопамятном Иоанне Собеском здесь тысячи польских голов легли, и все эти кости умостили дорогу на Смоленск, так как это ключ в сердце России и ключ к Польше. Вот почему за невзятие Смоленска боярин Шеин лишился головы и он был в гораздо труднейшем положении, чем мы. И если он лишился головы за невзятие крепости, то нас придётся четвертовать. Умываю себе руки от этого позорного дела: снимаю оружие — делайте со мною и с городом, что хотите. Но предупреждаю, если я медлю, то имею основания: мне в русском стане говорили положительно, что в Москве и в окрестностях её страшная чума. Люди мрут, как мухи, и, несмотря на заставы, она легко может проникнуть в царский стан. А раз она проникнет сюда, царь тотчас снимет осаду и уйдёт отсюда, — тогда вам вечная честь и слава будет.
— Не хотим больше ждать, наши семьи умирают с голоду, — крикнули шляхтичи.
— А мы жалованья не получаем, — заголосили ратники.
Толпа обступила Обуховича и Корфа и заставила их идти: те повиновались силе.
Многие ратники бросились на воеводскую крышу, сорвали оттуда хоругвь и бросились вперёд. Барабаны ударили, и нестройной массою двинулась шляхта, воины, а за ними и народ к крепостным воротам. За ними тронулись с знамёнами и барабанным боем остальные войска.
Ворота раскрылись, и все они вышли за город, послав вперёд к царю Гол и монта и Соколинских с изъявлением ему покорности.
Тотчас в русском лагере ударили тревогу, и весь стан поднялся. Войска собрались пред воротами Смоленска и тут-то, окружённый всеми боярами, воеводами и полковниками, царь Алексей Михайлович ожидал побеждённых.
Литовские воеводы и полковники, выходя из Смоленска и проходя мимо него, били челом и клали знамёна к его ногам: ратники делали то же самое и складывали в одно место оружие.
После этого царь отслужил благодарственный молебен и велел тотчас части войска занять Смоленск.
С распущенными знамёнами, трубным звуком и барабанным боем вступили 23 сентября 1654 года вновь войска в Смоленск, т.е. ровно двадцать лет после неудачи Шеина.
Торжество было великое. Со Смоленском во власть нашу подпадала не только вся Белоруссия, но окончательно присоединилась и Малороссия, так как Киев и Смоленск командуют всем течением Днепра.
Празднование этого великого события началось на другой же день: бояре, окольничие, стольники, стряпчие и дворяне явились поздравить царя и подносили хлеб-соль и соболей; а царь в столовом шатре своём угостил обедом не только их, но и сотенных голов имени его полка. За обедом присутствовал тоже и наказный атаман Золотаренко, прибывший в это время к царю за приказанием. Несколько дней спустя царь угощал обедом есаулов своего полка и смоленскую шляхту. Но спустя несколько дней, получив известие о взятии города Гор, царь выступил в Вязьму.