Патриарх Тихон. Крестный путь
Шрифт:
– Вчера Ленин, сегодня Урицкий… Что день грядущий нам готовит?
– Тебя тьма обуяла. Ступай, положи тысячу поклонов! – сурово приказал святейший.
Грядущий день принес невероятное сообщение: в Москве чекисты арестовали дипломатов трех посольств: Великобритании, Франции, США.
Взяли Локкарта – начальника специальной британской миссии, главного заговорщика, американских резидентов Каламатиано и Фриде, генерального консула Франции Гренара и рыбешку помельче. Американских шпионов приговорили к расстрелу, восемь дипломатов осудили на разные сроки тюрьмы, Локкарт и Гренар
Изумившая мир чекистская акция заняла два дня, 18–19 августа, а 21-го святейшему принесли московскую вчерашнюю газету. В заметке о разоблачении шпионской сети красным карандашом были подчеркнуты строки: «В этом деле замешан патриарх Тихон, который начальнику миссии Локкарту обещал полное содействие».
Святейший тотчас поехал на вечернее заседание Собора и выступил с заявлением о непричастности к заговору.
В СНК помчался профессор Кузнецов, доказывал, что газета лжет, но с обыском к патриарху явились той же ночью. Допрашивали вежливо.
– С Локкартом у меня никакой связи не было, – отвечал Тихон чекистам. – Два раза с официальными визитами приходил английский консул Оливер, передавал приветствия от Кентерберийского архиепископа, главы Англиканской церкви. Французский посол Нуланс у меня никогда не бывал. Приезжал представитель французской миссии Рене Маршан, говорил о намерении союзников восстановить Восточный фронт против Германии на территории России.
Глубже чекисты копать не стали, Рене Маршан о беседах графа де Шевильи и патриарха на допросах говорил подробнее. На последней, уже августовской, встрече граф затрагивал вопрос о низвержении советской власти. К образованию Восточного фронта, к высадке союзных войск на Севере святейший отнесся сочувственно. На просьбу благословить все эти действия сказал, что благословляет при условии, если вторжения не принесут кровавого страдания России. Ярославский мятеж назвал бесплодным опытом.
Материалы допросов, видимо, были известны Скворцову-Степанову, красному газетчику, комиссару финансов в первом советском правительстве. В те дни он писал о святейшем: «Первосвященник Тихон вместе со всеми крупными собственниками уже предается сладостной надежде, как германские палачи призовут крестьян и рабочих к покаянию и как виселицами и расстрелами приведут нашу страну к возрождению».
За косвенное участие в заговоре Локкарта советская власть наложила на патриарха контрибуцию в сто тысяч рублей и сняла с продовольственного пайка.
С открытым забралом
Крестьянин, в лаптях, в ветхой шубе с заплатками, принес письмо. Вручить пожелал в собственные руки. Увидев патриарха, на колени опустился:
– Благослови, святейший!
Смотрел радостно, очень внимательно.
– Так и скажу нашим – жив-здоров. Слух у нас прошел: дескать, красные в расход пустили святейшего.
– Долго буду жить! – улыбнулся Тихон. – От кого письмо?
– Иеромонах Исайя в собственные ручки велел. Монахов теперь хватают: далеко не уйдешь… Оно, конечно, и нашему брату доверия нынче нет.
Торопясь, отодрал подкладку в шапке, вынул конверт, понюхал.
– Маненько отдает… Прости, святейший! Как проверка – взмокну как мышь. Ну что тут поделаешь!
Тихон принял конверт, сказал келейнику:
– Яков Анисимович, накорми с дороги почтенного человека.
– Нет! Нет! – замахал руками крестьянин. – Я для отводу глаз в драное вырядился… За хорошую шубу еще и прибьют.
– Как имя ваше? – спросил святейший.
– Имя? Слава Богу, напомнили! – Опять полез в шапку, достал листок. – О здравии бы… Всей деревней кланяемся. Деньжат, не осуди, маловато. Новая власть хуже Батыя, грабанули подчистую. Помолись, святейший, пока живы. Уж больно много людей Бог прибрал.
Тихон взял листок:
– Помолюсь.
Деньги у мужика были в тряпочке.
– Оставь это себе, – сказал Тихон. – Купи детям гостинец…
Яков увел гостя в трапезную.
«У нас в Тамбовской губернии, да, кажется, и в Рязани вспыхнуло восстание крестьян против большевиков, – писал иеромонах Исайя. – В Шацком и в Моршанском уездах идет бой крестьян с красноармейцами. Около Тамбова тоже свергают власть большевиков. В газетах пишут, якобы чехословаки и белогвардейцы силой заставляют крестьян выступать против советской власти. Это неправда, крестьяне сами организовываются и вооружаются, кто вилами, кто дубиной. И с таким вооружением выступают против ружей и пулеметов. Крестьяне теперь имеют правильно организованные отряды из бывших солдат. В Шацке и Моршанске разгромили большевиков и забрали артиллерию, пулеметы и склады со снарядами. И теперь идет в нашей местности правильный бой. Я на зиму хотел пробраться в Вышинскую пустынь и 24 октября вышел было из дому. Не доходя Вышинской пустыни верст пятьдесят, пришлось вернуться обратно по случаю сражения крестьян с красноармейцами…»
Тихон отложил письмо и бережно разгладил листок с именами крестьян, с надписью «За здравие».
Неслышно появился кот Цыган. Просиял зеленющими глазами, мяукнул: звал гулять.
– Пошли, – согласился Тихон.
Заглянул в трапезную. Гостя уже не было.
– Ушел, – сказал Яков Анисимович. – Съел все мигом, взял хлеба на дорогу и ушел. Говорит, я счастливейший человек – с патриархом говорил.
– Жалко, что ушел, – подосадовал Тихон, – мне порасспросить его хотелось.
Кот Цыган сидел уже у двери, разглядывая замок.
Яблоки в саду светились. Трава была зеленая, но сердце зябло, пророча снег.
На корточках перед клумбой желтых календул сидел Ваня. Детей из соседних домов пускали в сад. Все они были друзья патриарха.
– Здравствуйте, – сказал мальчик. – Эти желтенькие так пахнут хорошо!
– Сорви, возьми домой.
– Нет, пусть живут… Цветов совсем теперь мало. И птиц мало. Одни воробьи.
Тихон показал на рябины в дальнем углу сада:
– Видишь, сколько ягод? Зиму надо ждать холодную, но зато снегирями налюбуемся. Горькая рябина для снегирей лучшее угощенье.
– А я тоже рябину люблю, – сказал Ваня. – Сморщенную, подмороженную. Смотрите! Смотрите! Цыган тоже цветы нюхает.
– Он у нас аристократ.
Ваня достал из кармана два камня.
– Я во чего нашел! – Размахнулся, высек сноп искр. – Хороший кремень.
– Да, тебе повезло, – согласился патриарх, взял камни, ударил один о другой, но ничего не получилось.
– Вы по острому краю бейте. Сильней! – забеспокоился Ваня.
Святейший ударил по острому краю и словно бы вытряхнул медленно погасающую гирлянду пахнущих грозою искр.