Патриарх Тихон. Крестный путь
Шрифт:
Долго держал у себя женщину. А важного посланца, человека, начиненного множеством секретов, спровадил от себя через минуту-другую.
– Прошу святых молитв и благословения Временному высшему церковному управлению, – сказал тайноносец, как одарил. – Высокопреосвященный Сильвестр Омский кланяется вашему преподобию. Простите, высокопреподобию.
Верхняя часть туловища сибирского посланца была грузная, обремененная могучими мышцами, и в то же время поджар, на ногу легок.
– Соборное
– Томск? – Старец покачал головой. – Далеко от Москвы… И Ставрополь далеко… Благословляю Богу молиться.
– Между прочим, верховный… Вы ведь знаете, о ком я говорю?
– Нет, не знаю.
– Об адмирале! Адмирал Колчак признан верховным правителем России. По его приказанию ВВЦУ взято на довольствие… Но что мне передать от вашего высокопреподобия Ставропольскому Собору?
– Молитв.
– Нет ли каких конкретных указаний?
– Благословляю все ваши Соборы к покаянию.
– Странно… Святейший меня направил к вам. Я думал найти здесь, в месте весьма укромном… Впрочем, что ж, передам сказанное. Прощайте, старец!
Щелкнул каблуками.
– Да, простите! Святейший патриарх просил вас отслужить панихиду по двум митрополитам. По Антонию и Евлогию. Честь имею!
Новость была ужасная, но сердце осталось спокойным, более того, наполнилось радостью.
У порога уже стоял третий посетитель. Юноша покраснел так густо, с таким отчаянием смотрел на череп и кости на аналое, что Алексий подошел к нему, провел к столу, усадил на свой пень-кряж.
– Как хорошо, что ты решился приехать! – ласково сказал старец, наливая юноше чаю и ставя перед ним коробку с белыми сухарями. – Слава Богу! Слава Богу!
Юноша не знал, как ему быть, он отобедал сутки тому назад, но сюда стремился за другой пищей.
– Ты ешь и пей! – приказал батюшка и стал ждать, когда юноша хрумкнет сухарем и выпьет горячего чаю. – Сухариков не жалей, у меня их целый мешок… А наказ тебе будет строгий… Сухопутные адмиралы – соблазн, сотрясение воздуха… Не покидай матушку… Я понимаю – Россия, Россия! А Россия – тоже матушка. Она без деток своих – сирота… Кому что. Одни последние горшки готовы расколотить. А кому-то придется собирать разбитое. Все твои дороги впереди! Будешь и в Сибири! Еще как будешь! С матушкой оставайся – вот мое благословение… Нынешние люди мосты порушили, а ведь их восстановить –
Юноша, напившись чаю и уже стоя в дверях, показал старцу свои ладони:
– Я мозоли наживал, чтобы за белоручку не приняли… Они ведь белоручек к стенке ставят.
– Какой ты белоручка! Ты – труженик. У тебя впереди столько работы – глазами не обоймешь! С Богом! Вот, отдай матушке просфору. Доброго сына вырастила. А тебе – коробка с сухариками. Трудно к нам стало добираться, но что Бог ни делает – к лучшему.
Вавилонское пленение
Секретарь Тихона архимандрит Иларион вошел так робко, словно допустил какую-то очень большую оплошность.
– Ты что, батюшка? – спросил святейший ласково, заранее обещая рассудить дело без гнева.
– Святейший! – Горе так и плеснуло из глаз. – Владыку Тобольского Гермогена – утопили. Мы его о здравии поминаем, а ему, мученику, еще в прошлом году, шестнадцатого июня, камень на шею – и в реку. Говорят, камень был тяжеленный, тайно убили, но Господь открыл преступление. Река Тура мощная, тело владыки вместе с камнем на берег вынесла.
Тихон перекрестился:
– У нас страшно, а на окраинах, видно, еще хуже. Раньше государя удостоился венца, а хотел быть ему защитником.
– Это не все, святейший… Арестовали Александра Дмитриевича Самарина.
– Он же уехал из Москвы. Под другой фамилией.
– В Брянске задержан. В повальный обыск угодил. Теперь в Таганской тюрьме.
Тихон сокрушенно покачал головой:
– У Александра Дмитриевича был мой наказ к Антонию (Храповицкому). Вот что подвело. Наказ, впрочем, лояльный, об автокефалии Украинской церкви… Помолимся, отец Иларион, о мучениках и о страждущих.
Помянули преосвященного Иоакима, повешен на Царских вратах в Севастополе, Макария (Гневушева), был на покое, да все равно епископ – убит в Смоленске.
Помянули петроградских первомучеников нового времени Иоанна Кочурова, Философа Орнатского – давно ли был его гостем, – Петра Скипетрова, преосвященного Ефрема, епископа Селенгинского. Взят чекистами на квартире отца Иоанна Восторгова. Восторгова расстреляли чуть ли не в день ареста. Из ненависти, должно быть, за антиеврейскую пропаганду. Всей пропаганды – молился в храме Василия Блаженного, будучи его настоятелем, над мощами младенца Гавриила, «от жидов убиенного». Через три месяца и преосвященный Ефрем пошел в расход.
Помянули Андроника Пермского. Владыку живым закопали.
Преосвященного Феофана Соликамского – утопили в Каме.
– Мученичеством спасется Россия, – сказал Иларион после молитвы.
– Господь дает жизнь для жизни! – Голос Тихона дрогнул от горчайшей обиды. – Сколько бы доброго дали народу убиенные святители и священники… А конца насилиям не видно.
– Благословите, святейший, к трудам! – поклонился архимандрит, но не прошло пяти минут, как привел инока. – Из лавры! От настоятеля Кронида.