Патрик Кензи
Шрифт:
В действительности я сам не верил в это, пока не сказал вслух.
— Думаю, Ассоциация убила Чарльза Рагглстоуна.
— Он прав, — сказал, наконец, Девин.
Вскоре, после восьми, град превратился в дождь, который замерзал на ходу. Струйки воды стекали по окнам Энджи, становясь на наших глазах хрустящими ледяными венами.
Болтон отправил одного из агентов в свою лабораторию на колесах, чтобы сделать копии личных дел Рагглстоуна, Хардимена
— И все-таки я не уверен, — сказал Болтон.
— Да ладно, — сказала Энджи. — Все это в деле, если, конечно, присмотреться внимательно. Все почему-то уверены, что Алек Хардимен, накачанный наркотиком, убил Рагглстоуна, постаравшись за десятерых. Если бы меня убедили в том, что Хардимен убил еще несколько человек, возможно, я бы тоже поверила. Но у него был поражен нерв левой руки, в его организме был секонол, а сам он был найден без сознания. А теперь, если представить, что повреждения на теле Рагглстоуна — дело рук десяти, ну, скажем, семи человек, все отлично складывается.
— Отец Патрика, — сказал Девин, — знал о поврежденном лобовом стекле. Они со своими друзьями по ОАЭЭ выследили фургон, нашли Хардимена и Рагглстоуна…
— И ОАЭЭ убила Рагглстоуна, — с нотками шока в голосе проговорил Оскар.
Болтон взглянул на личное дело, затем на меня, затем снова на папку. Читая раздел о ранах Рагглстоуна, он шевелил губами. Когда он взглянул на меня, мышцы на его лице обмякли, рот оставался открытым.
— Вы правы, — тихо сказал он. — Вы абсолютно правы.
— Старайтесь не слишком загружаться, — сказал Девин. — А то мозги лопнут.
— Старая сказка, — тихим шепотом проговорил Болтон.
— Что?
Мы с ним сидели в гостиной. Остальные сидели на кухне в ожидании знаменитых бифштексов Оскара, который там священнодействовал.
В темноте Болтон поднял вверх руки.
— Это напоминает сказки братьев Гримм. Два клоуна, старый фургон, угроза невинным деткам.
Я пожал плечами.
— В то время все это выглядело жутко.
— Ваш отец, — сказал он.
Я смотрел на разводы ледяных струек, застывших на стекле окна.
— Вы понимаете, что я имею в виду, — сказал он.
Я кивнул.
— Он мог быть одним из тех, кто сжигал Рагглстоуна.
— По частям, — сказал Болтон. — Пока человек кричал.
Льдинки треснули и распались на фрагменты, а потоки дождя устремились в образовавшиеся проходы. Но и они тут же превратились в прозрачные вены.
— Да, — сказал я, вспоминая поцелуй отца в тот вечер. — Мой отец сжег Рагглстоуна живьем. По частям.
— Он был способен на это?
— Я же говорил вам, агент Болтон, он был способен на все.
— Но на такое? — спросил Болтон.
Мне вспомнилось прикосновение отцовских губ к моей щеке, прилив крови к его груди, когда он прижимал меня к себе, любовь в его голосе, когда он говорил, что гордится мной.
Затем я вспомнил, как он жег меня утюгом, запах горелой плоти, исходивший от моего живота и вызывавший у меня удушье, и как он наблюдал за мной с гневом, граничившим с экстазом.
— Он не только был способен на это, — сказал я, — похоже, он получал от этого наслаждение.
Когда вошел Эрдхем, мы сидели в столовой и поглощали бифштексы Оскара.
— Да? — спросил Болтон.
Эрдхем подал ему фотографию.
— Думаю, вы должны это видеть.
Болтон вытер рот и пальцы салфеткой и поднес фотографию к свету.
— Одна из найденных в квартире Аруйо? Верно?
— Да, сэр.
— Установили людей на фотографии?
Эрдхем покачал головой.
— Нет, сэр.
— В таком случае, зачем мне смотреть на нее, агент Эрдхем?
Эрдхем взглянул на меня и нахмурил брови.
— Дело не столько в людях, сэр. Посмотрите, где она сделана.
Болтон искоса посмотрел на фото.
— Да?
— Сэр, если вы…
— Минуточку. — Болтон положил салфетку на тарелку.
— Да, сэр, — сказал Эрдхем, и его тело вздрогнуло.
Болтон посмотрел на меня.
— Это ваш дом.
Я опустил вилку.
— О чем вы говорите?
— Этот снимок сделан у парадного входа вашего дома.
— Чей, меня или Патрика? — спросила Энджи.
Болтон покачал головой.
— Женщины и маленькой девочки.
— Грейс, — сказал я.
Глава 32
Я первый покинул дом Энджи. Выйдя на крыльцо, где завывали сирены нескольких правительственных машин, направлявшихся в Хауз, приложил телефонную трубку к уху.
— Грейс?
— Да?
— У тебя все нормально? — Я поскользнулся на ледяной корке, но удержался, ухватившись за перила. Энджи и Болтон тоже вышли на крыльцо.
— Что? Ты разбудил меня. Мне к шести на работу. Который час?
— Десять. Прости.
— Мы не можем поговорить утром?
— Нет. Нет. Пожалуйста, оставайся на линии и проверь все двери и окна.
В эту минуту машины притормозили у входа в дом.
— Что это? Что за шум?
— Грейс, проверь все двери и окна. Убедись, что они закрыты.
Я направился к тротуару. Кроны деревьев были тяжелыми и мерцали в темноте сосульками льда. Улица и тротуар были покрыты сплошной коркой льда.