Патрик Кензи
Шрифт:
И вот он сидел напротив меня за столом своей бывшей жены, и я вновь видел в нем старого Фила, единственного брата, который у меня был. Он улыбался, очевидно, вспоминая то же самое, и мне слышался наш детский смех, когда мы шлялись по улицам, бегали, как волки, по крышам и перепрыгивали через три ступени, стараясь обогнать родителей. Господи, до чего же много мы все-таки смеялись, если учесть, что мы постоянно были злы на весь белый свет.
Грохот града по крыше напоминал ритмичные удары доброй тысячи палок.
— Что с тобой стало, Фил?
Улыбка исчезла с его лица.
— Ты
Я поднял руку.
— Нет. Я тебе не судья. Мне просто хочется понять. Ты сказал Болтону, что мы с тобой были как братья. Господи, мы действительно были братьями. Затем ты пошел против меня. Откуда взялась эта ненависть, Фил?
Он пожал плечами.
— Никогда не прощу тебя, Пат.
— За что?
— Ну… Ты и Энджи…
— За то, что мы с ней спали?
— Именно ты лишил ее невинности. Вы были моими лучшими друзьями, к тому же добрыми католиками, это нас подавляло и сковывало в сексуальном плане. Но в то лето вы оба покинули меня.
— Нет.
— О, да. — Он довольно ухмыльнулся. — О, да. Оставили меня с Буббой и Фрэнки Шейкс, и еще с кучкой слизняков с прогнившими мозгами. А дальше? Это было в августе?
Я знал, что он имел в виду, поэтому кивнул.
— Четвертого августа.
— Там, на Карсон Бич, вы наконец сделали свое дело. А потом ты, умник, ты обошелся с ней, как со шлюхой. И она прибежала ко мне. И я снова был вторым.
— Снова?
— Снова. — Он откинулся на спинку своего стула и вытянул руки в примирительном жесте. — Послушай, — сказал он, — у меня всегда был шарм и внешность, но у тебя — интуиция.
— Шутишь?
— Ничуть, — сказал он. — Продолжим, Пат. Я всегда слишком много размышлял, а ты действовал. Ты первым из всех нас понял, что Энджи не является одним из наших корешей, ты первым перестал торчать на углу, первым…
— Я был неугомонный. Я…
— У тебя была интуиция, — сказал он. — Ты всегда мог заранее предвидеть ситуацию и воспользоваться ею.
— Ерунда.
— Ерунда? — Он хихикнул. — Признайся, Пат, это твой дар. Помнишь тех дурацких клоунов в Сейвин Хилл?
Я улыбнулся и вместе с тем вздрогнул.
— Еще бы.
Он кивнул, и я увидел, что даже спустя два десятилетия он все еще чувствует дрожь, не отпускавшую нас несколько недель после встречи с теми клоунами.
— Если бы ты не угодил бейсбольным мячом в их лобовое стекло, — сказал он, — кто знает, сидели бы мы здесь сейчас.
— Фил, — сказал я, — мы были детьми с чересчур развитым воображением и…
Он энергично покачал головой.
— Конечно, конечно. Мы были детьми, и были на взводе, потому что на прошлой неделе был убит Кол Моррисон, и по городу поползли различные слухи об этих ребятах. Все так, Патрик, но мы действительно были там. И ты прекрасно знаешь, что бы с нами случилось, если бы мы вошли в их фургон. Он до сих пор стоит перед моими глазами. Черт. Все забрызгано грязью и мазутом, из открытых окон доносится вонь…
Белый фургон с разбитым стеклом в личном деле Хардимена.
— Фил, — сказал я. — Фил. О, Господи Иисусе.
— Что?
— Клоуны, — сказал я. — Ты сам только что сказал. Это было как раз на той неделе, когда убили Кола Моррисона. Когда, мать их, я запустил мяч прямо в их лобовое стекло…
— И точно в цель.
— И сказал своему отцу. — Я поднес руку ко рту, так как из-за шока он был широко распахнут.
— Погоди-ка, — сказал он, и я понял, что та же мысль, обжигающая, как искра, мой позвоночник, осенила и Фила. Его глаза вспыхнули ярким светом.
— Я пометил фургон, — сказал я. — Черт побери, я пометил его, Фил, не подозревая об этом. И ОАЭЭ нашла его.
Он пристально смотрел на меня, и я видел, что он тоже все знает.
— Патрик, так ты говоришь…
— Теми клоунами были Алек Хардимен и Чарльз Рагглстоун.
Глава 31
Если в то время, когда убили Кола Моррисона, вы были ребенком и проживали в нашей округе, вы просто тряслись от страха.
Вы боялись чернокожих парней, потому что предполагалось, что он стал их жертвой. Вы боялись потрепанных, невзрачных мужчин, слишком долго глазеющих на вас в метро. Вас пугали машины, которые либо слишком долго задерживались у светофоров, когда зажигался зеленый, либо замедляли ход, когда проезжали мимо. На вас наводили страх бездомные и те сырые аллеи в темных парках, где они находили ночлег.
Одним словом, вы боялись всего.
Но ничто так не страшило ребят нашей округи, как клоуны.
Теперь, оглядываясь назад, понимаешь, как это было глупо. Клоуны-убийцы буйствовали на страницах книг в мягких обложках и в дешевых фильмах, что шли в открытых киношках. Они жили в мире вампиров и доисторических монстров, поглотивших Токио. Книги и фильмы делали свое дело: старались напугать самую доверчивую публику, которая только и была в состоянии испытывать страх перед клоунами, а именно — детей.
Когда я вырос, то перестал бояться ходить в туалет ночью. На меня больше не наводили ужас скрипы старого дома, в котором я вырос: это были всего лишь скрипы — жалобный стон стареющего дерева и вздохи облегчения оседающего фундамента. Я практически ничего не боялся, за исключением ствола пистолета, направленного в мою сторону, или внезапной вспышки скрытой угрозы в глазах отпетых пьяниц или мужиков, вдруг осознавших, что их жизнь прошла не замеченной никем, кроме них самих.
Но в детстве мой страх был воплощен в клоунах. Не помню, как возникли те самые слухи — возможно, у костра в летнем лагере, а может, после того, как кто-то из нашей группы посмотрел один из этих поганых фильмов — но к тому времени, как мне исполнилось шесть или около того, каждый ребенок был наслышан о клоунах, хотя ни один не мог похвастаться, что действительно видел их.
Но слухи разрастались буйным цветом.
У них был фургон, они возили коробки с конфетами и яркими шарами, а также букеты цветов, распускавшихся прямо из их бездонных рукавов.
А в самом фургоне у них была машинка, от которой ребенок сразу терял сознание и после этого уже никогда больше не просыпался.
Пока жертва была в бессознательном состоянии, но еще не умерла, они поочередно издевались над телом.
Затем перерезали ей горло.
А поскольку, как и положено, лица клоунов размалеваны на один манер, они всегда улыбались.