Патрик Кензи

Лихэйн Деннис

— Дэнни, — сказала она.

— Дэнни? — переспросил я.

Чуть приоткрыв губы, она потянулась за кофейной чашкой.

— Дэниел Гриффин, личный адвокат отца.

— А-а… — сказал я. — Даже я и то о нем слышал.

— Может быть, единственный из всех адвокатов более могущественный, чем ваш, Патрик.

Впервые с ее губ слетело мое имя, и меня охватило смущение от того, как это было мне неожиданно приятно — словно теплая рука прижалась к сердцу.

— Откуда вы знаете, кто мой адвокат?

— Джей однажды рассказывал

мне о вас.

— Правда?

— Почти час говорил однажды ночью. Он видел в вас младшего брата, которого никогда не имел. Сказал, что вы единственный человек в мире, которому он по-настоящему доверяет. Сказал, что если с ним когда-нибудь что-нибудь случится, то пусть я обращусь к вам.

Передо мной вдруг вспыхнуло видение — Джей напротив меня за столиком «Амброзии» на Хантингтон-стрит, в тот последний раз, когда мы с ним общались прилюдно. Джей смеется, держа наманикюренными пальцами стаканчик толстого стекла, наполовину наполненный джином, безукоризненно уложенные волосы бросают тень на стакан, и все в нем излучает уверенность человека, не упомнящего случая, чтобы он менял свои решения или изменял себе. А потом новое видение — его тело, выловленное в заливе Тампа, — вспухшая, как будто выбеленная кожа, закрытые глаза, вид четырнадцатилетнего мальчика.

— Я любил Джея, — сказал я и, не успев сказать, подумал: «Зачем я это говорю? Может быть, потому, что это было правдой? А может быть, из желания увидеть реакцию Дезире?»

— Как и я, — сказала она и закрыла глаза. Когда она их открыла, глаза были мокрыми. — И вас он любил. Он сказал, что вы человек, достойный доверия. Что самые разные люди из самых различных кругов вам доверяют полностью. И тогда же он мне сказал, что Чезвик Хартман на вас работает бесплатно, не беря с вас денег.

— Так что вы хотите от меня, мисс Стоун?

— Дезире, — сказала она. — Пожалуйста.

— Дезире, — сказал я.

— Я хочу попросить вас завтра вечером подстраховать меня. Джулиан скорее всего будет с отцом, когда тот отправится на Федерал-стрит № 1, но вдруг что-нибудь выйдет не так.

— Вы знаете, как отключить сигнализацию?

— Если только он не поменял ее, что маловероятно. Он не ожидает от меня столь самоубийственного поступка.

— А эти… фамильные ценности, — сказал я, не найдя более подходящего определения, — они стоят того, чтобы из-за них так рисковать?

Она опять наклонилась вперед и обхватила руками лодыжки.

— Незадолго до гибели мама написала воспоминания. Описала свое детство в Гватемале, рассказала об отце и матери, о сестрах и братьях, родных, никогда мной не виденных, о которых я и слыхом не слыхивала. Воспоминания оканчивались днем приезда моего отца в их городок. Воспоминания эти не содержат ничего особенно важного, но перед смертью она передала их мне. Я их спрятала, и теперь мне невыносима мысль, что они все еще в доме и их обязательно найдут. А если отец найдет их, он их уничтожит. А с ними уйдет и последнее, что осталось от мамы. — Она встретилась со мной глазами. — Вы поможете мне, Патрик?

Я представил себе ее мать, эту Инес, четырнадцати лет купленную мужчиной, уверенным, что на свете все продается и покупается. К несчастью, почти всегда он в этом оказывался прав. Как жилось ей в этом огромном доме с этим безумцем, страдающим манией величия?

Думаю, единственной отдушиной для нее было взяться за перо и описать жизнь, которой она жила до того, как ее увез этот человек. И с кем же поделиться самым сокровенным в своем внутреннем мире? Конечно, с дочерью, так же пойманной в ловушку и поруганной Тревором, как и она сама.

— Пожалуйста, — сказала Дезире, — поможете мне?

— Конечно, — сказал я.

Она потянулась к моей руке, взяла ее в свои.

— Спасибо.

— Не стоит.

Большим пальцем она провела по моей ладони.

— Нет, — сказала она. — Я серьезно. Правда спасибо.

— И я серьезно, — сказал я. — Правда не стоит.

— А вы и мисс Дженнаро?.. — сказала она. — То есть вы уже давно с ней?

Я дал этому вопросу повиснуть между нами в пространстве размером в десять дюймов.

Она выпустила мою руку и улыбнулась.

— Хорошие люди не залеживаются, — сказала она. — Конечно.

Она откинулась в кресле, и я выдержал ее долгий взгляд. Целую минуту мы молча глядели друг на друга, и потом левая бровь ее еле заметно изогнулась.

— Или залеживаются? — сказала она.

— Не залеживаются, — сказал я. — А некоторые из самых лучших, Дезире…

— Да?

— Падают с моста прошлой ночью.

Я встал.

Она скрестила ноги в лодыжках.

— Спасибо за кофе. Как вы собираетесь добраться до аэропорта?

— У меня все еще есть машина, которую Джей арендовал для меня. Ее надо вернуть сегодня вечером в прокат в центре города.

— Хотите, чтобы я, проводив вас, забросил туда машину?

— Если вам это не трудно, — сказала она, не сводя глаз с кофейной чашки.

— Одевайтесь. Я зайду опять через несколько минут.

* * *

Энджи все еще спала так крепко, что я понимал: разбудить ее может только разрыв гранаты. Я оставил записку, после чего прошел вместе с Дезире к арендованному «гранд-эму», и Дезире, сев за руль, повела машину к аэропорту.

Новый день был также и жарким, и солнечным. Как и все прочие дни — других дней с самого прибытия я здесь не видел. Часа в три, как я успел узнать по опыту, прольется получасовой дождик, и жара немного схлынет, но зато от земли после дождя пойдет пар, и до самого заката атмосфера будет невыносима.

— Возвращаясь к произошедшему в номере, — сказала Дезире.

— Забудьте, — сказал я.

— Нет. Я любила Джея. Действительно любила. Вас же я почти не знаю.

— Верно, — сказал я.