Патрик Кензи
Шрифт:
— Джей предложил нам историю с кровосмешением, — сказала Энджи.
— Пускай. Папа любит свою дочурку чересчур сильной любовью. Они находятся в связи, но тут возникает препятствие.
— В лице Энтони Лизардо. Вот мы опять и вернулись к нему.
Я кивнул.
— И папаша наносит удар.
— Вскоре после того, как сходит со сцены мать. Дезире впадает в депрессию. Затем знакомится с Прайсом, который умело использует ее горе и втягивает ее в кражу двух миллионов.
Повернувшись, я бросил на нее взгляд:
—
— Что «зачем»?
— Зачем было ее втягивать? Я не хочу сказать, что он не мог пожелать прокатиться с ней и поразвлечься, но зачем было втягивать ее в свой план?
Энджи постукивала по бедру пивной бутылкой.
— Ты прав. Не стал бы он этого делать. — Подняв бутылку, она прикончила пиво. — Господи, я запуталась.
Мы сидели молча, мысленно прокручивая все то же, в то время как луна лила перламутровый свет на воды залива Тампа, а розовые щупальца заката на фиолетовом небе меркли и в конце концов совсем пропали. Я пошел внутрь принести еще пива, потом вернулся на балкон.
— Черное — это белое, — сказал я.
— А?
— Это ты так выразилась. Черное — это белое. А верх и низ тут поменялись местами.
— Правда. Истинная правда.
— Ты видела «Расемон»?
— Похоже, это какая-то картина про спортсмена.
Я исподлобья взглянул на нее.
— Прости, — беспечно сказала она. — Нет, Патрик, не видела я этого Ра… как там его дальше?
— Это японский фильм, — пояснил я. — И строится он на том, что одно и то же событие показывается четыре раза.
— Зачем?
— Ну, там происходит суд над насильником и убийцей. И четыре свидетеля совершенно по-разному рассказывают о том, что произошло. Тебе показывают четыре версии, и ты сам должен решить, кто говорит правду.
— В «Звездной дороге» тоже такое было.
— Поменьше бы ты смотрела эту «Звездную дорогу», — сказал я.
— Ну, по крайней мере, это не так трудно выговорить, как этот твой «Расевид».
— «Расемон». — Двумя пальцами, большим и указательным, я ухватил себя за кончик носа и закрыл глаза. — Так или иначе, я говорю это тебе не просто так.
— Ну, слушаю.
— Возможно, взгляд наш вообще ошибочный. Возможно, — сказал я, — мы с самого начала слишком многое приняли на веру, в чем были не правы.
— В частности, считая, что Тревор — хороший мужик, а не убийца и кровосмеситель?
— В частности, да, — сказал я.
— Ну а что еще мы так уж приняли на веру, что и исказило нам всю картину?
— Дезире, — сказал я.
— Ну и что в ней такого подозрительного?
— Все. — Наклонившись вперед, я оперся локтями о колени и стал глядеть на раскинувшийся внизу залив, на три моста, пересекавшие его гладь, на то, как дробились и искажались на них лунные лучи. — Что мы знаем о Дезире?
— Она красавица.
— Правильно. Откуда мы это знаем?
— О господи, — воскликнула она. — Опять ты устраиваешь мне допрос с пристрастием, да?
— Ну доставь мне такое удовольствие! Откуда нам известно, что она красавица?
— Из фотографий. Да даже из того, какой она нам показалась, когда мелькнула на мосту прошлой ночью.
— Правильно. Мы видели это собственными глазами и знаем из собственного опыта непосредственного контакта с ней. Но это лишь один ее аспект. Не больше.
— Давай-ка еще разок!
— Она очень красивая женщина. Но больше мы о ней не знаем ничего, так как это единственное, за что мы можем ручаться. Остальное же мы знаем с чужих слов. Ее отец говорит нам одно, сам же испытывает к ней совершенно иные чувства. Не так ли?
— Да.
— И значит, правда ли то, что он рассказал нам вначале?
— Ты имеешь в виду про ее депрессию?
— Я имею в виду про все, вместе взятое. Шатун говорит о ней как о прекрасном, небесном создании. Но Шатун работает у Тревора, и мы имеем полное основание предполагать, что он врет.
Теперь глаза ее горели. Она подалась вперед.
— А Джей, Джей ведь ошибся, когда считал, что она погибла.
— Именно.
— Следовательно, и во всем, что касается ее, он мог ошибаться.
— Или же быть ослепленным любовью, страстью.
— Эй! — вдруг воскликнула она.
— Что?
— Если же Дезире не погибла, то чье же тело с изрешеченным автоматическим пистолетом лицом было найдено рядом с фуфайкой Джея?
Забрав в номере телефон, я вытащил его на балкон и позвонил Девину Амронклину.
— Ты знаешь каких-нибудь копов в Клируотере? — спросил я его.
— Возможно, знаю кого-нибудь, кто знает их.
— Не проверишь ли через них опознание жертвы, застреленной четыре дня назад в отеле «Амбассадор»?
— Скажи мне свой номер.
Я продиктовал, после чего мы с Энджи так подвинули стулья, чтобы сидеть друг напротив друга.
— Допустим, что Дезире вовсе не светлый ангел небесный, — сказал я.
— Можно допустить и нечто похуже, — сказала Энджи. — Давай допустим, что она дочь своего отца, а яблоко от яблони, как известно, недалеко падает. Что, если это она толкнула Прайса на кражу?
— Откуда же ей знать, что там вообще имеются деньги?
— Непонятно. Отложим это до поры до времени. Итак, она подговаривает Прайса совершить кражу…
— Но Прайсу хватает ума сообразить: «Она баба скверная и при первой же возможности меня обштопает». И он ее бросает.
— И забирает деньги. Но она хочет деньги вернуть.
— Однако не знает, где он их прячет.
— И тут появляется Джей.
— Прекрасная возможность надавить на Прайса, — сказал я.
— Затем Дезире вычисляет местонахождение денег. Но тут возникает сложность. Если она попросту их украдет, то искать ее, кроме отца, примутся и Прайс с Джеем.