Патрик Кензи
Шрифт:
С помощью жучков, установленных в квартире Маллена, удалось выяснить, что он каждый вечер в семь звонит матери, и повторяется один и тот же разговор: почему он не женится, почему настолько эгоистичен, что лишает мать внуков, почему не встречается с приличными девушками и как так выходит, что он всегда такой бледный, хотя у него такая хорошая работа в Лесной службе? Каждый вечер с половины восьмого он смотрел телевикторину «Риск!», набирая до трехсот очков, причем на вопросы отвечал вслух. У Маллена были энциклопедические познания в географии, но он позорно «плавал»,
Мы прослушали его разговоры с несколькими подружками, пустяковую болтовню с Гутиерресом насчет автомобилей, кинофильмов и «Бруинс», [50] но, как и большинство представителей преступного мира, он не любил говорить о делах по телефону, к которому испытывал здоровое недоверие.
Поиски Аманды Маккриди на всех фронтах закончились поражением, и полицейские силы постепенно передавали от отдела по борьбе с преступлениями против детей другим подразделениям.
На четвертый день наблюдения позвонил лейтенант Дойл и попросил Бруссарда и Пула приехать через полчаса в полицейский участок и обязательно взять с собой нас с Энджи.
50
«Бруинс» — спортивные команды Университета Калифорнии, штат Лос-Анджелес.
— Можете стать свидетелями какой-нибудь некрасивой сцены, — сказал Пул по дороге в центр города.
— А мы-то зачем? — спросила Энджи.
— Потому-то и будет некрасивая, — сказал Пул и улыбнулся Энджи, показавшей ему язык.
День у Дойла не задался. Лицо было серым, мешки под глазами темными, и от него пахло кофейной гущей.
— Закройте дверь, — сказал он Пулу, когда мы вошли.
Мы сели за стол напротив него, Пул закрыл дверь.
— Когда наш отдел только создавался, я искал хороших детективов, — сказал Дойл, — где угодно, но только не в полиции нравов и не в управлении по борьбе с наркотиками. Почему, детектив Бруссард?
Бруссард теребил в руках галстук.
— Потому что с людьми оттуда все боятся работать, сэр.
— А почему боятся, сержант Рафтопулос?
— Потому что мы такие симпатичные, сэр.
Дойл сделал жест, смысл которого можно было бы передать словами «Погодите, сейчас я вам дам правильный ответ», и несколько раз кивнул, видимо собственным мыслям.
— Потому, — сказал он наконец, — что детективы оттуда — ковбои. Бешеные полицейские. Любят выпить, любят бабло, любят азарт. Любят все делать по-своему.
Пул кивнул.
— Обычный побочный эффект от такой работы, да, сэр.
— Но ваш лейтенант из ноль-шесть заверил меня, что вы двое — ребята исправные, работаете эффективно и исключительно как положено. Так?
— Ходят такие слухи, сэр, — сказал Бруссард.
Дойл натянуто ему улыбнулся.
— В прошлом году вы получили звание детектива первого класса. Верно, Бруссард?
— Так точно, сэр.
— Желаете быть разжалованным до второго или третьего? Может быть, до патрульного?
— Нет, сэр. Не получил бы от этого большого удовольствия, сэр.
— Тогда хватит мне лапшу на уши вешать, детектив.
Бруссард кашлянул в кулак.
— Есть, сэр.
Дойл взял со стола лист бумаги, почитал и снова положил.
— Половина детективов из моего отдела придана вам для наблюдения за людьми Оламона. На мой вопрос «зачем?» вы мне ответили, что получили анонимное указание о причастности Оламона к исчезновению Аманды Маккриди. — Дойл снова кивнул самому себе, оторвал взгляд от листа бумаги и посмотрел в глаза Пулу. — Желаете внести поправки в это утверждение?
— Простите, не понял, сэр.
Дойл взглянул на часы и поднялся.
— Буду считать от десяти до одного. Успеете сказать мне правду, может быть, оставлю вас на работе. Десять, — сказал Дойл.
— Сэр.
— Девять.
— Сэр, мы не знаем…
— Ух. Восемь. Семь.
— Мы считаем, что Сыр Оламон похитил Аманду Маккриди, чтобы заставить ее мать вернуть деньги, похищенные у его организации. — Пул сел и, глядя на Бруссарда, пожал плечами.
— Итак, это похищение ребенка, — сказал Дойл и тоже сел.
— Возможно, — сказал Бруссард.
— Преступление, которым должны заниматься на федеральном уровне.
— Но только при условии, что это действительно похищение ребенка.
Дойл выдвинул ящик стола, достал кассетный плеер, бросил его на стол, впервые с момента нашего появления в этой комнате взглянул на нас с Энджи и нажал кнопку «воспроизведение».
Сначала послышалось потрескивание и шипение, затем звонок телефона, и голос, по которому я сразу узнал Лайонела, произнес: «Алло».
На другом конце провода женский голос сказал:
«Скажи своей сестре, чтобы послала старого копа, копа-симпатягу и двух частных детективов в гранитную каменоломню, где рельсы, завтра в восемь вечера. Скажи им: путь идут со стороны Квинси через железнодорожную дорогу».
«Простите, а кто это?» — спросил Лайонел.
«Скажи им: пусть принесут то, что нашли в Чарлстауне».
«Мадам, я не совсем уверен, что…»
«Скажи им: то, что они нашли в Чарлстауне, обменяем на то, что мы нашли в Дорчестере. — Женский голос, тихий и невыразительный, стал несколько живее. — Ты меня понял, милый?»
«Даже не знаю. Можно хоть клочок бумаги взять?»
Послышался смешок.
«Чудак ты, милый. Серьезно. Это ж все записывается. Для всякого, кто не глухой. Увидим завтра вечером у Грэнит-Рейл кого-нибудь, кроме упомянутых четырех, и посылочка из Дорчестера полетит со скалы».
«Да никто…»
«Пока, милый. Будь паинькой. Ты слышишь?»
«Нет, погодите…»
Раздался щелчок, стало слышно хриплое дыхание Лайонела, потом длинный, низкий гудок.
Дойл выключил плеер, откинулся на спинку кресла, сложил кончики пальцев разных рук так, что получилось что-то вроде крыши колокольни, и стал постукивать коньком этой крыши себе по нижней губе.