Патруль времени (сборник)
Шрифт:
– Д-да… Я наберу войско из визиготов…
– Ты никого не станешь набирать. Через три года до тебя дойдут вести об Эрманарихе. Ты обрадуешься им. Боги покарают короля. Я клянусь тебе в этом.
– Ну и что? – фыркнула Ульрика.
Алавин набрал в грудь воздуха, расправил плечи, постоял так миг-другой, а потом сказал:
– Успокойся, мачеха. Решать мне, ибо глава дома – я. Мы примем совет Скитальца. – Но зрелость слетела с него в мгновение ока, и он жалобно спросил: – О господин, неужели мы никогда больше не увидим тебя? Не покидай нас!
– Увы, –
Он пересек залу и вышел за дверь под проливной дождь.
1943 г.
Тут и там во времени разбросаны были базы Патруля, на которых агенты могли отдохнуть от забот и треволнений службы. Одним из таких мест служили Гавайские острова до появления на них полинезийцев. Хотя этот курорт существовал на протяжении тысячелетий, мы с Лори посчитали себя счастливчиками, когда нам удалось зарезервировать там коттедж на один-единственный месяц. По правде сказать, мы подозревали, что тут не обошлось без Мэнса Эверарда.
Но когда он, ближе к концу нашего пребывания на Гавайях, навестил нас, мы не стали ни о чем выспрашивать. Держался он дружелюбно, отправился с нами на пляж, а потом отдал должное приготовленному Лори обеду. Лишь только под вечер заговорил он о том, что находилось для нас сейчас одновременно и в прошлом, и в будущем.
Мы сидели на веранде. В саду пролегли прохладные голубые тени; они тянулись до самого папоротникового леса. На востоке берег круто обрывался к серебрящемуся морю; на западе сверкала в небе над Мауна-Кеа вечерняя звезда. Где-то поблизости журчал ручеек. Природа словно источала целительный покой.
– Значит, вы готовы вернуться? – поинтересовался Эверард.
– Да, – ответил я. – К тому же черновая работа вся проделана, базовая информация собрана и обработана. Мне остается только продолжать записывать песни и предания в том виде, в каком они были сложены, и отмечать последующие изменения.
– Всего-то навсего! – воскликнула Лори с добродушной укоризной и накрыла мою ладонь своей. – Что ж, по крайней мере, ты излечился от своего горя.
– Это так, Карл? – спросил Эверард, понизив голос.
– Да, – отозвался я с напускным спокойствием. – Разумеется, от воспоминаний мне никуда не деться, но такова уж наша общая доля. Впрочем, на память чаще приходит хорошее, и это спасает меня от срывов.
– Вы, конечно, понимаете, что к прежнему возврата нет. Многим из нас приходится сталкиваться с чем-то подобным… – (Мне показалось, или голос его, сделавшийся вдруг хрипловатым, действительно дрогнул?) – Когда такое случается, человек должен переболеть и выздороветь.
– Знаю, – хмыкнул я. – Вам ведь известно, что я знаю?
Эверард выпустил изо рта дым.
– До определенной степени. Поскольку дальнейшая ваша карьера не отмечена никакими безрассудствами, не считая тех штучек, какие рано или поздно выкидывает любой агент Патруля, я счел непозволительным для себя тратить собственное время и средства Патруля на продолжение расследования. Я прибыл к вам не в качестве официального лица, а как приятель, которому захотелось узнать, как вы тут поживаете. Поэтому давайте не трогать тех тем, к каким у вас не лежит душа.
– В вас есть что-то от старого добродушного медведя, – рассмеялась Лори.
Мне было не по себе, но глоток коктейля с ромом помог собраться с мыслями.
– Ну почему же? – возразил я. – Спрашивайте. Я убедился, что с Алавином все будет в порядке.
Эверард пошевелился.
– Как? – осведомился он.
– Не тревожьтесь, Мэнс. Я действовал осторожно, в большинстве случаев – не напрямик. Скрывался под разными личинами, и он ни разу не узнал меня. – Я провел ладонью по гладко выбритому подбородку: римская манера, как и коротко остриженные волосы. Если потребуется, мне даже не придется заново отращивать бороду – наклеят точь-в-точь такую, какая у меня была. – Да, Скиталец вышел в отставку.
– Разумно, – одобрил Эверард и откинулся в кресле. – А что стало с тем пареньком?
– С Алавином? Он увел на запад, к Фритигерну, довольно многочисленную компанию готов, в которой была и его мать Эрелива. – Вернее, ему еще предстояло увести их, три столетия спустя. Но мы говорили на английском, система времен в котором в сравнении с темпоральным совершенно не разработана. – Его там хорошо приняли, тем более что он вскоре крестился. Как вы понимаете, уже по этой причине со Скитальцем надо было кончать. Какие могут быть у христианина дела с языческим богом?
– Хм… Интересно было бы узнать о его ощущениях.
– Насколько я могу судить, он не распространялся о своем родстве со мной. Разумеется, если его потомки – он удачно женился, – если его потомки сохранили семейную традицию, они, должно быть, видели во мне призрака, бродившего когда-то по отеческим землям.
– По отеческим землям? А, так Алавин не вернулся на Украину?
– По-моему, нет. Обрисовать вам историческую ситуацию тех лет?
– Если можно. Я изучал ту эпоху, занимаясь расследованием вашего случая, но ограничился весьма узким временным отрезком. К тому же кое-что успело подзабыться.
«Ибо с тех пор с тобой много чего случилось», – подумалось мне. Вслух я сказал:
– В триста семьдесят четвертом году подданные Фритигерна с разрешения императора переправились через Дунай и поселились во Фракии. Со временем так же поступил и Атанарик; он перебрался в Трансильванию. Визиготы устали от непрекращавшихся гуннских набегов.
Несколько лет готы терпеливо сносили правление Рима, но потом решили, что с них хватит, и взбунтовались. Получив от гуннов некоторое представление о кавалерии, они развили его, и в битве под Андрианополем в триста семьдесят восьмом году их тяжелая конница смяла ряды римской пехоты. В том сражении, кстати, отличился и Алавин, и именно оттуда начался его путь к славе. В триста восемьдесят первом году новый император, Феодосий, заключил с готами мир, и многие их воины поступили в римскую армию на правах федератов, то бишь союзников.