Патруль Времени (сборник)
Шрифт:
Поэтому я сменил имя и приехал в Нью–Йорк. Перебивался, торгуя с уличной жаровни, потом взял напрокат машинку и подал объявление о том, что перепечатываю рукописи и документы. Смех, да и только! За четыре месяца мне заказали перепечатать четыре письма и одну рукопись. Рукопись предназначалась в журнал «Настоящие жизненные истории» и не стоила бумаги, которую на нее потратили, но ведь козел, что ее сочинил, продал ее в журнал! У меня возникла идея, я купил пачку журналов, где печатают такие «признания», и изучил их от корки до корки. Теперь ты знаешь, откуда в моих историях про матерей–одиночек такое понимание женского взгляда на мир… хотя одну–единственную версию я им так и не продал — свою собственную, настоящую. Так что, выиграл я бутылку?
Я подтолкнул бутылку к нему. После его рассказа у меня на душе тоже кошки скребли, но дело есть дело, и за меня его никто не сделает.
— Сынок, — спросил я, — ты все еще хочешь ухватить за шиворот того сукиного сына?
Его глаза вспыхнули — холодным, жестоким блеском.
— Эй, полегче! — предупредил я. — Ты ведь его не убьешь?
— Дай попробовать — узнаешь, — зловеще усмехнулся он.
— Успокойся. Я о нем знаю больше, чем ты можешь вообразить. И могу тебе помочь. Я знаю, где он. Его рука метнулась через стойку;
— Где он?
— Отпусти мою рубашку, сынок, — тихо посоветовал я, — или тебя найдут в переулке, а фараонам мы скажем, что ты перебрал и отрубился. — Я показал ему дубинку.
Он выпустил рубашку и посмотрел на меня.
— Извини, но где он? И откуда ты так много знаешь?
— Потерпи, всему свое время. Остались разные архивные записи — в больнице, в приюте, медицинские. Матрону в твоем приюте звали миссис Феверэдж — верно? Потом ее сменила миссис Грюнштейн — правильно? А когда ты был девочкой, тебя звали Джейн — так? И ничего из этого ты мне не говорил — правильно?
Он смутился и слегка испугался.
— Что? то не пойму. Неужто ты собрался решать мои проблемы за меня?
— Не совсем. Просто ты мне по душе, парень. И того типа могу подать тебе на блюдечке. Можешь сделать с ним все, что сочтешь нужным — а я гарантирую, что тебе за это ничего не будет. Но убивать его и думать не смей. Для этого нужно быть психом — а ведь ты не псих. Вернее, не совсем еще псих.
Он нетерпеливо махнул рукой.
— Слушай, кончай треп. Где он? Я плеснул немного в его стакан. Он был пьян, но злость начала пересиливать спиртное.
— Не гони лошадей, Я сделаю кое? что для тебя — а ты для меня.
— Э–э… а что?
— Ты не любишь свою работу. А что ты скажешь насчет высокого жалованья, постоянной должности, неограниченного счета на служебные расходы, полной самостоятельности и целого мешка приключений?
Он выпучил глаза.
— Знаешь, что я скажу? Не вешай мне лапшу на уши!
Сливай воду, Папуля, — такой работенки не бывает.
— Ладно, сделаем иначе: я вручаю его тебе тепленьким, ты с ним рассчитываешься, потом пробуешь мою работу. И если окажется, что я наобещал тебе лишку… что ж, удерживать не стану.
Он покачнулся — последний стакан довел его до кондиции.
— К–к–гда ты его мне д–д–ставишь? — выдавил он.
— Если согласен, то прямо сейчас!
— По рукам! — сказал он, протягивая ладонь. Я кивнул своему помощнику, чтобы приглядывал за обоими концами стойки, отметил время — ровно 23.00 — и уже присел, чтобы нырнуть в дверку под стойкой, но тут музыкальный автомат рявкнул «Я свой собственный дедуля!» Техникам было приказано зарядить его американской попсой и классикой, потому что я на дух не выношу «музыку» семидесятых годов, но я и не знал, что в автомате имелась и эта запись.
— Вырубите музыку! — крикнул я. — А клиенту верните деньги. Я в кладовую, сейчас вернусь, — добавил я и отправился туда. Мать–одиночка шел следом.
Кладовая находилась в конце коридорчика напротив туалета — стальная дверь, ключ к которой имели только я и дневной управляющий, а внутри еще одна дверь, открыть которую мог только я. Мы вошли.
Он обвел помутневшими глазами глухие стены.
— Г–где он?
— Сейчас, — отозвался я, открывая саквояж, — единственный предмет, находившийся в комнатке. То был координатный трансформер в полевом исполнении, выпущен в 1992 году, вторая модель. Прелесть приборчик — ни одной движущейся детальки, весит полностью заряженный всего двадцать три килограмма, и замаскирован под саквояж. Я уже провел днем точную настройку, и теперь мне осталось лишь вытряхнуть металлическую сетку, ограничивающую поле трансформации.
— Это что т–т–кое? — встревоженно спросил он.
— Машина времени, — ответил я и набросил на нас сеть.
— Эй! — завопил он, делая шаг назад. Тут есть особый приемчик: сеть нужно набросить так, чтобы субъект инстинктивно шагнул назад и наступил на сеть, а потом сомкнуть ее, полностью укутывая и его, и себя — иначе можно оставить на этом месте подошву, а то и кусок ноги, или же прихватить с собой кусок пола. Но опыт приходит с годами. Некоторые агенты заманивают клиента под сеть; я же говорю правду и пользуюсь моментом, пока клиент пребывает в изумлении, чтобы щелкнуть переключателем. Так я и поступил.
19.39, зона V, 3 апреля 1963 года, Кливленд, штат Огайо, Эпекс–билдинг:
— Эй! — повторил он. — Сними с меня эту чертову сеть»!
— Извини. — Я стянул сета, сунул ее в саквояж и щелкнул замком. — Ты говорил, что хотел его отыскать.
— Но… Ты сказал, что это машина времени! Я ткнул пальцем в окно.
— Разве там ноябрь? Или Нью–Йорк? Пока он, разинув рот, пялился в окно на набухающие почки и весеннее солнце, я снова открыл саквояж и вынул пачку стодолларовых купюр, затем убедился, что номера и подписи на них не вызовут в 1963 году подозрения. Темпоральное Бюро мало заботит, сколько ты тратишь (ему эти деньги ничего не стоят), но лишние анахронизмы ему ни к чему. Если станешь допускать слишком много ошибок, полевой суд приговорит тебя к изгнанию в какой? нибудь гнусный период, скажем, в 1974 год — время скудных пайков и принудительного труда. Я таких ошибок не допускаю, деньги оказались в порядке.
— Что произошло? — спросил он, оборачиваясь.
— Он здесь. Выходи и делай с ним, что хочешь. Вот тебе на расходы. — Я протянул ему деньги и добавил: — Когда кончишь свои деда, я тебя отыщу.
Стодолларовые купюры оказывают гипнотический эффект на тех, кто к ним не привык. Когда я ввел его в прихожую и открыл наружную дверь, он все ещё теребил пачку, не веря своим глазам. Следующий прыжок предстоял легкий легкое перемещение в той же эре.
17.00, зона V, 10 марта 1964, Кливленд, Эпекс–билдинг: Под дверь подсунули записку с извещением, что срок аренды квартиры истекает на следующей неделе, во всем прочем комната выглядела точно так же, как и секунду назад. Деревья на улице стояли голыми, низкие тучи обещали снегопад. Я торопливо вышел, задержавшись ровно настолько, чтобы надеть пиджак, — шляпу и пальто, припасенные еще с той поры, когда я снял эту квартиру, поймал такси и поехал в больницу. Всего за двадцать минут я настолько наскучил помощнице медсестры, что смог незаметно похитить младенца и тут же вернулся с ним домой. На сей раз настройка оказалась сложнее, потому что в 1945 году это здание еще не существовало, но мне помогли справиться предварительные расчеты. 01.00, зона V, 20 сентября 1945 года, Кливленд, метель «Скайвью»: Трансформер, младенец и я появились в пригородном мотеле. Я заблаговременно зарегистрировался под именем Грегори Джонсона из Уэррена, штат Огайо, поэтому мы возникли в комнате с задернутыми шторами, закрытыми окнами и запертыми дверьми. Всю мебель я сдвинул к стенам — машина при срабатывании иногда рыскает в пространстве, и если, к примеру, стул стоит в неподходящем месте, можно сильно ушибиться. Стулу? то ничего не сделается, зато поле дает отдачу.