Паучий случай

Юраш Кристина

— Это не его. Она слишком большая, — послышался голос надо мной. Свет фонаря освещал огромную какашку. Я сидела над ней с палочкой и искала заветные колпачки.

— О, зря вы так, — отозвалась я, убедившись, что это точно не наше. Паутинка потерялась еще десять шагов назад. Палочка полетела в кусты.

— Замерзла? — послышался шепот.

— Нет, — ответила я, дыша паром на свои руки. — Вовсе нет! Просто проверяю т-т-температуру на улице…

Я даже сделала несколько шагов

вперед, чтобы дать себе время проглотить горький ком. Для убедительности я даже пошуршала зловещими кустами.

Паутинки не было… След потерян.

— Если я обниму тебя, то все начнется сначала, — произнес голос за моей спиной.

— Лучше не надо, — прошептала я, скрывая слезы. Когда я успела? Я же все время посвящала ребенку? А тут любовь подкралась незаметно.

Я грела руки друг об друга и глотала свой горький ком. Мои ноги брели по зарослям. Подняв юбку, я перелазила через корни огромных деревьев.

— Малыш, ты где? — осипшим голосом в отчаянии звала я. — Иди к маме…

И тут я поняла, что сказала.

— Раньше я бы убил тебя за такие слова, — послышался голос за спиной.

— Неужели? А что? Лучше называть матерью ту, которая душила тебя подушкой? — не выдержала я, резко обернувшись. — Красавицу с портрета в твоем кабинете!

— Что?!! — послышался голос. Лицо побледнело.

— Эти слухи уже давно ходят по твоему дворцу! — выдохнула я. — Что мать душила ребенка подушкой. В последние минуты своей жизни! Просто брала и душила. Если бы она этого не делала, ваш сын бы сейчас сосал леденец на балу!

— Я не верю, — в голосе прозвучал металл.

— Ах, не верите? Соберите всех слуг. Пообещайте им, что никого не тронете, если они скажут правду, — сжала кулаки я. — И тогда узнаете, что произошло в тот день на самом деле!

— Ты хочешь сказать, что она меня не любила? — послышался странный голос. Меня взяли за руку. Крепко.

— Я ничего не хочу сказать! — дернулась я, пытаясь вырвать руку. — Меня там не было! И быть не могло!

Я дернулась сильнее. Платье съехало. Из корсета вылетели слипшиеся леденцы и серебряная цепочка.

Мой взгляд упал на листву. Медальон поблескивал в лунном свете, проникающим сквозь черную листву.

— Откуда он у тебя? — резко спросил Риордан. Но мою руку не отпустил.

— Нашла, — выдохнула я. — А что? Поверьте, я не имею привычки воровать чужие вещи.

— Ты открывала его? — бледная рука подобрала жеванную цепочку.

— О, я вас, наверное, сильно расстрою, — вздохнула я, чувствуя, как в сердце оживает слабый лучик надежды. — Там мужик противозачаточной внешности! Я предупредила…

Медальон не хотел раскрываться. Меня отпустили. Две половинки искусанного детским зубками медальона

раскрылись.

— Ты живешь в комнате, которая раньше принадлежала покойной королеве, — послышался негромкий голос. — И этот медальон я лично дарил ей. В нем было два портрета. Ее и мой.

— Поздравляю! — усмехнулась я. — А теперь там один! Ваш, так сказать, семейный мужик!

— Я не могу в это поверить, — послышался тихий голос. — Медальон на бледной руке дрожал. — Не могу…

Рука подняла с земли конфеты, завернутые в бумажку.

— Так, это ребе… — начала я, видя, что завернула их в наш «черновик». Он был весь исчеркан фломастером, сохранил следы конфетных подтеков.

— Яд не подействовал. Не могу понять почему. Мне надоело играть эту дурацкую роль… А мне приходится это делать каждый день… Я хочу к тебе… Больше жизни хочу… — прочитал Риордан.

Повисла тишина. Где-то орал сыч. Шелестела листва. И скрипели старинные деревья. Но если прислушаться, то можно было услышать, как медленно крадется к любимому страшное осознание.

— Она меня не любила? — спросил он, глядя мне в глаза. — Никогда не любила?

Я поджала губы, вспоминая свои давнишние любовные разочарования.

— И поэтому… поэтому ничего не получилось? — спрашивали меня.

Я не выдержала, подошла и обняла его.

— Понимаю, что это больно осознавать. Меня тоже часто не любили. Но зато отлично притворялись, — прошептала я, чувствуя, как на плечи ложатся руки.

— А ты… Ты любишь меня? — прошелестел голос, от которого дрогнуло сердце. — Ты действительно любишь меня?

Я подняла глаза, чувствуя, как они наливаются слезами.

— А это сейчас очень важно? — прошептала я, взмахом ресниц роняя слезы. — Очень — очень?

Прядь моих волос убрали с лица.

— Знаешь, — послышался голос, а меня снова обняли крепко-крепко. — Я думал, что буду самым несчастным, если узнаю, что меня никогда не любили… Может, так и было бы несколько месяцев назад…

Пауза затянулась, я чувствовала, что на газетку его, на газетку! И в лес! На листик посадить! Два мохнатых нервотрепа!

— Но самое странное… — я почувствовала, как мое заплаканное поднимают к себе. Я ожидала увидеть скупые мужские слезы. Или стиснутые зубы вкупе с нахмуренными бровями. Но вместо этого видела улыбку.

— Я впервые счастлив, что меня никогда не любили… — послышался голос. — Я так счастлив… Ты себе не представляешь!

Мое лицо сжимали в руках. А губы покрывали поцелуями. Я отводила руку с леденцами в сторону, чтобы не испачкать парадную одежду.

Задыхаясь, он целовал мои губы, а я отвечала на поцелуй. Мои руки закинули себе за плечи.