Пауки
Шрифт:
И спустя некоторое время Васо неизменно сообщал порубщику, что высшая власть уважила просителя и уменьшила штраф с пятидесяти крон до пяти… И так без всякого труда зарабатывал он хлеб свой насущный…
Утром, поднеся Васо окорок, Петр попросил помочь ему: нимало не медля отправиться в суд, разыскать поземельную опись, составить купчую, а когда все будет готово, позвать нотариуса для оформления.
— Так полагает и газда Йово… — сказал он, — газда кланяется тебе.
Петр поднялся первым, поглядел на собеседников и, подумав: «Их уже порядком
— Пора идти… Куплю ваши доли, только бы Илию поприжать… Пускай все летит к чертям, но уже мы с ним потягаемся.
— Для тяжбы нужны деньги, — заметил старик, обматывая голову тюрбаном.
— Деньги найдутся, дедушка! — крикнул Петр, вытащил кошель из-за пазухи, рассыпал деньги по столу и, прежде чем старики и сестра успели толком разглядеть, мгновенно их подобрал, сунул в кошель и, держа его в руке, стал позвякивать содержимым.
— Айда! Пойдем со мной!
Поднялись.
Идя по городу, Петр не спускал с них глаз и развлекал бесконечными разговорами.
В конторе нотариуса Петр объяснил писарю, зачем они пришли; старик потребовал для себя стул, а женщины стали тут же, прислонившись к стене.
— Хорошо, будет сделано, как вы хотите! — важно заявил писарь.
И стал перебирать бумаги. Потом сел, взял перо и уставился на Петра.
— Не пиши, — сказала старуха, — пока не услышим, что он дает.
— А я ухожу! Мужа-то моего ведь нету, — сообразила вдруг Петрова сестра, увидав перо в руке писаря.
— Ты сама себе хозяйка, можешь делать что хочешь, — заметил писарь, — но…
— Вот деньги! — прервал Петр. — Это вам! — И передал писарю кошель.
А писарь с достоинством изрек:
— Ежели деньги в моих руках, обмана нет… — И улыбнулся. — Кстати, сказать правду: Петр покупает кота в мешке. Я бы так не сделал, но каждый своим деньгам хозяин!
Старики и сестра слушали и раздумывали: если даже Петр собирается их обмануть, закон не обманет, а они отдают себя в руки служителя закона!
— Значит, сколько ты решил им дать? — спросил писарь.
— А сколько просите? — обратился к ним Петр.
— По совести! — ответили хором все трое.
Петр взял со стола кошель, вынул несколько пачек ассигнаций и стал считать.
— Вот десять десяток! — сказал он. — Поглядите, какие синенькие… Кто хочет?
Старик встал, женщины придвинулись ближе.
— Новенькие, — заметил писарь.
Минута молчания.
— Это мне за мою долю? — нарушил молчание старик.
— Нет!.. Слыханное ли дело?! — пытается вывернуться Петр. — За все три доли разом плачу.
Старик посмотрел на сестру Петра.
— Как по-твоему, дедушка? — спросила она все еще в нерешительности.
— Мало! — сказал старик, притворяясь, будто о чем-то размышляет.
— Да ведь вы и это словно на дороге нашли! — заметил писарь. — Ну что, договорились, а?
— Погоди! В чем дело? — перебил старик и закричал: — Пусть даст каждому ровно по двадцать пять талеров… Всем поровну!
— Будь по-твоему! — подхватил Петр, боясь, как бы деда не отговорила
— Нужно составить две купчие: одну старикам, другую сестре, — заметил писарь. И напустив на себя важность, поднялся и продолжал: — Итак, вы продаете Петру Смиляничу, сыну покойного Раде, ваши доли наследия покойного Нико Смилянича по двадцать пять талеров за каждую долю. Так ли? Хорошо! Ступай, Петр, к нотариусу, найдешь его в читальне, он играет в карты; пускай придет на минутку…
Петр ушел, а писарь уселся и стал писать.
Купчая была уже составлена по форме, оставалось только ее заполнить. Покончив с этим, писарь встал и подошел к окну. По совету газды Йово позвали двух свидетелей, которые только и ждали сигнала писаря.
За ними подоспел и нотариус с Петром. Нотариус досадовал — его заставили прервать партию; голова его была еще занята картами; поглядывая, как Петр отсчитывает деньги старику и женщинам, он рассеянно выслушал писаря.
— Бери перо! — приказал он сначала старику, потом старухе. А когда сестра Петра заколебалась, брать или не брать в руки перо, нотариус рассердился.
— Некогда мне с вами прохлаждаться! — прикрикнул он, и женщина, в страхе, дрожащей рукой поставила крест.
Старик, старуха и сестра удалились. Сестра так и вышла на улицу, сжимая деньги в руке. Сначала шли по городу вместе, но в толпе старики потеряли свою спутницу и разошлись, не простившись.
Нотариус, оставшись с Петром, подсчитал общий взнос за две купчие и сказал:
— Такса, нотариальные и прочее… за купчую, подписанную стариками, сорок восемь крон, за купчую сестры сорок одну крону.
Петру это показалось слишком дорого.
— Страх как много! — пожаловался он. — Этак придешь еще раз, и вся земля уплывет к вам в руки!
— Так по тарифу, по закону! — сказал нотариус, пожимая плечами.
— Знаю, уважаемый! Это-то и худо, что по закону! Всюду говорят: по закону. А закон с нас три шкуры дерет!.. И никуда от закона не убежишь!
Отсчитывая деньги, он добавил:
— Хуже и сам дьявол не придумает, а тоже по закону.
В одно прекрасное утро Раде поднимался на гору, что над селом, приглядеть за пасущейся скотиной и кобылой. Весело карабкался он по откосу, хотелось до восхода солнца взобраться на вершину.
Вверху, в горах, он всегда чувствовал какую-то легкость, свободу и уже через несколько дней возвращался домой окрепшим и поздоровевшим.
На днях он спустился с гор раньше времени в надежде увидеть новорожденного сына; он предчувствовал, что родится мальчик. Ждут его каждый день: по мнению соседок. Божица вот-вот родит.
Раде подошел к хижине взял положенный под камень ключ, открыл, осмотрелся и, убедившись, что все в порядке, двинулся дальше.
Солнце встало, пригревает, но жары еще нет. Раде не чувствует усталости — только щеки разрумянились и лоб покрылся легкой испариной: шел в гору, точно по равнине, без передышки.