Пауки
Шрифт:
У Илии сжалось сердце, когда он узнал о продаже земли. Уже несколько ночей подряд, едва заснув, он просыпался и все думал, как бы помешать разделу. Днем он задумчиво обходил поле и луг, на лугу останавливался… Луг был скошен, но Илия надеялся на добрую отаву, ему уже слышался звон кос, грезились при свете месяца косари.
Он видел, как после каждого взмаха ложится рядками цветущая трава. Вот он потчует косарей вином, чтобы дружней работали… И с других лугов в такую теплую ночь несется звон кос и неясный говор, словно курлыканье
Не все еще отдал луг, трава только пробивается. Зимою луг отдохнет, как и он, а к лету опять завладеют им косари!
Но что, если закон заставит его поделить землю на куски, искромсать ее? От этой мысли Илии становится так тяжко, словно заживо отрывают правую руку у Раде.
Спустя несколько ней газда послал управителя Васо в село с тем, чтобы тот пустил слух, будто газда продает землю покойного Нико, и разузнал, как отнесутся к этому крестьяне и какую предложат цену. Васо ходил из дома в дом, расхваливал землю и заламывал неслыханную цену. Врет и клянется: «Предложил газде такой-то и такой-то столько-то, но другой — не хочу называть его — надбавил еще сорок талеров!»
Крестьяне заволновались, и несколько дней подряд на селе только и было речи что об участке Нико.
Илия страдал ужасно. Тотчас после сделки Петра с газдой он надумал выкупить проданную Петром землю. Илия колебался некоторое время, давая окончательно созреть этой мысли, но тянуть тоже не приходилось. Илия боялся, как бы его не опередили, — что тогда делать? После драки кулаками не машут!
Собравшись с духом, он пришел однажды в контору газды и сказал ему, сверкая глазами:
— Хозяин!
— Здорово, Илия!
— Ты купил все доли у Петра?
— Хочешь и свою продать?
— Не ради того я пришел.
— Однако?
— Может, ты продашь?
Газда взглянул на него, улыбнулся и спокойно ответил:
— Я не перекупщик… но за хорошие деньги все можно… Однако только за хорошие деньги! Пашни родят как в Египте, а какой луг!
— Земля добрая! — говорит Илия как бы про себя. — А сколько просишь за нее, хозяин?
— Полегоньку, милый, спешить некуда! Много народу налетело, но надо по совести, по череду… ближе всех ты и Петр… Полегоньку!
Он выдвинул ящик стола, достал толстую кипу бумаг и, порывшись в ней, нашел план.
— Видишь, — сказал он, тыча жирным пальцем в вычерченные земельные участки. — Это пашня, это черное — лесок, а это луг — плодородная, благодатная почва, золотая жила, — говорит газда Йово словно бы про себя.
— А сколько просишь? — повторяет Илия, заглядывая лихорадочно горящими глазами в пестрый чертеж.
— Чего торопиться, — говорит хозяин задумчиво. — Может, и передумаю, не хотелось бы мне продавать землю всю целиком… Лучше распродать по частям, участками… раскромсать.
При слове «раскромсать» Илия обомлел.
— Нет,
— Видишь ли, — продолжает газда, став вдруг серьезным, — из земель покойного Нико мне принадлежат сейчас три доли, а тебе одна; если делить, кто знает, какая доля тебе достанется: пожалуй, та, что по соседству. Так что луг, лес и пахоту пришлось бы делить, как поросенка… — И он опять сдержанно улыбнулся.
— Назови цену, хозяин, — говорит Илия, он не в силах больше притворяться равнодушным.
— Сказать цену? — нарочно затягивает беседу хозяин. — Да, собственно, мне не хотелось бы продавать…
Он встает, подходит к окну, смотрит на улицу. Илия хочет скрыть свои мысли, что-то невнятно бормочет, но они сами собой срываются у него с языка.
— Продай, хозяин! Христом-богом прошу, продай!
— Брось, — обернувшись к нему, говорит газда, — чего пристал?.. Придет время и для этого… — И, словно что-то надумав, продолжает: — Ладно, положим, я продам: сколько дашь?
— А сколько просишь?
— Две тысячи талеров… и то даром…
— Страх как много! — воскликнул Илия и пригорюнился.
И тут же вспомнил, что газда купил все три доли за триста талеров, а то и меньше.
— Страх, да и только, — тихо повторяет он.
— Меня мало трогает, что тебе страшно; столько же предлагают, даже навязывают… — Он направился к двери, чтобы позвать управителя Васо.
— Не зови, верю, хозяин! — останавливает его Илия.
— Земля нынче дорога стала, Илия; народу развелось уйма, а она не растет; поглядишь, что еще будет… и скоро…
— Уступи, хозяин!
— Не могу… воля твоя! Не купишь — не надо, останемся по-прежнему друзьями… Сейчас не к спеху, но если захочу продать, пошлю Васо, пускай объявит в селе, и увидишь, как кинутся крестьяне, точно овцы на соль…
— Не надо, хозяин, дай бог тебе здоровья! Я заплатил бы тысячу талеров.
Газда, ухмыльнувшись, бросил:
— На тысячу один луг потянет! — И позвал Васо.
Управитель явился из магазина; казалось, с лица его только-только слетела веселая детская простодушная усмешка, оставив только след в уголках его губ.
— Отправляйся в село, — приказал газда, растягивая слова, — и объяви, продаются, мол, три доли участка покойного Нико Смилянича… Может, я еще и не продам, хочу только узнать, как пойдет дело…
И обратившись к Илии, сказал:
— Увидишь: покупателей наползет, что муравьев.
— Справедливее будет, если мне продашь…
— Говори последнюю цену… Ну?
Илия подумал и, словно в самозабвении, выпалил:
— Дам тринадцать сотен талеров…
— Мало… Давай шестнадцать…
— Не пугай! Уступи!
— Не могу… Васо, отправляйся…
— Получи четырнадцать сотенных…
— Давай полторы тысячи талеров… Раз уж поймал меня на слове, а не хочешь — не о чем больше разговаривать…