Пауки
Шрифт:
— Выдай ему товар, — приказал хозяин приказчику, — а их угости ракией! — и кивнул в сторону горожан.
Войкан растроганно, от всего сердца поблагодарил хозяина и, подбежав, поцеловал ему руку, радуясь, что заберет домой своих волов. Потом подошел к прилавку, наполнил торбу покупками и перекинул ее через плечо.
В эту минуту в магазин вошел Раде, сын Илии Смилянича, статный парень из самого подгорья. Не взглянув на приказчиков, он направился прямо к хозяину и протянул ему руку.
— Ты зачем пришел? — спросил газда. — Охота тебе
— Спустился вот… Пороху забыл купить…
— Только и всего?
— Ну да, надо же отпраздновать рождество!
Его серые глаза под длинными ресницами засияли; казалось, парень принес из села свет и силу в эту темную грязную лавку.
— У вас снег? — спросил хозяин, выпроваживая крестьян, пристававших к нему с просьбами вернуть скотину. — Вот вам Васо, пускай решает! — бросил он не глядя.
— Ну да, — неторопливо протянул Раде, — а у вас грязь! — и весело улыбнулся.
— А как дома?
— Когда уходил, все были в добром здравии.
— Отпусти-ка ему! — кинул хозяин приказчику и, взявшись за газету, погрузился в чтение.
— Хорошо тебе, — ухмыляясь, обратился приказчик к Раде, — а каково этому бедняку? — Он ткнул пальцем в сторону крестьянина с маленькой вихрастой головой в драной мокрой гуне; тот с раннего утра топтался около прилавка и наследил всюду грязными продранными опанками.
— Знаю его, это Андрия Ружич, чуть подальше меня живет, отпусти и ему.
— Хозяин не разрешает…
— Почему?
— Что с него взыщешь!
Близился полдень, лавка понемногу пустела. Вихрастый человечек, вздрагивая, робко подошел к хозяину и долго глядел на него, пока тот не оторвался наконец от газеты.
— Хозяин, отпусти и мне! — протянул он плачущим голосом.
Газда снова уткнулся в газету, притворившись, будто не слышит.
— Нечем рождественскую свечу погасить — нет ни вина, ни хлеба, — зудит все тот же плаксивый голос. — Да что там! Не на что и свечу купить… Слушай, хозяин, смилуйся!
Газда, отложив газету, тяжело поднялся, взял человека за плечи и, стараясь сохранить спокойствие, произнес:
— Ступай, брат, не вводи меня в грех! Сам знаешь, больше ничего не могу дать… давал, как и прочим, покуда было на что… — и полегоньку вытолкнул его из лавки на дождь. — Не пускай его больше в магазин! — наказал он приказчику.
Повернувшись к Раде, газда похлопал его по плечу и улыбнулся:
— Спустись, брат, в погреб, выпей чарку вина… Васо, проводи-ка его!
— Погодите, хозяин! — И, подмигнув приказчику, Васо указал глазами на весьма приличного на вид человека, который в эту минуту выходил из лавки. Приказчик поспешил за ним и привел к хозяину.
— Как не стыдно! — крикнул он резко. — Вроде порядочный, а…
— Что случилось? — прервал его хозяин, смекнув, однако, о чем идет речь.
— Пустяки! — сказал Васо. — Видать, рассеянный человек. — И, подойдя к нему, вытащил из-за широкого пояса копченую треску.
Человек, заикаясь, пробормотал что-то и стал оправдываться:
— Забыл, ей-богу, забыл… а ты, хозяин, запиши, я уж возьму треску…
— Конечно, забыл! — подтвердил газда и выбранил приказчика за то, что тот заподозрил в краже порядочного человека. — Ступай-ка ты домой! А парень этот еще зеленый, — объяснил газда незадачливому вору и, улыбнувшись своей фальшивой ледяной улыбкой, поглядел на Васо.
Человек ушел, унося с собой треску.
— Тоже умник нашелся! — обратился хозяин к приказчику. — Не следует хороших покупателей отваживать. Заплатит он, запиши вдвойне на его счет, и все в порядке.
Васо провел Раде по винному погребу, мимоходом показав большие бочки с вином, над которыми рядами висела на балках всевозможная копченая снедь. Нацедив Раде стакан вина из стоявшего прямо на земле небольшого бочонка, Васо подождал, пока тот выпил, и сказал:
— Не всякого потчует хозяин таким вином, не для продажи… — и вернулся в лавку.
Раде поднялся во двор. Моросило. По двору, хлопая крыльями, бежали куры, гуси и утки, — госпожа Пава, жена хозяина, частенько среди дня развлекалась, бросая им из окна пшеницу.
Раде вышел на улицу и, меся городскую грязь, отправился покупать яблоки.
Близился полдень, народ расходился: кто сворачивал в корчму, кто спешил домой с набитой доверху торбой, откуда торчали привязанная к палке рождественская свеча и широкий хвост трески.
Спешил и Раде. Он приобрел все, чего так жаждала его душа: порох, чтобы выстрелами встретить праздник, и ядреные яблоки, чтобы одарить ими красивую девушку, что приглянется ему в коло.
Задумал он в это рождество увести из коло первую, какая придется ему по сердцу. Не везло ему до сих пор.
Когда парню исполнилось двенадцать лет, отец привел в дом богатую невесту. Молодых уложили на брачное ложе, но девушка через несколько дней убежала к родителям: малый Раде оказался слишком юным для ее девичьего темперамента!
Отец укорял его и в шутку и всерьез: осрамился, мол; сын стыдливо отводил глаза, а когда девушка вскоре вышла замуж за парня, жившего на другом конце села, вздохнул с облегчением: теперь уж не придется так часто с нею встречаться.
В прошлом году приглянулась ему в коло одна православная девушка. Видел он ее впервые, но кое-что о ней слышал и раньше. В тот день Раде был разгорячен вином, томился избытком нерастраченных сил. Однако девушка не спешила с ответом, да и отец его, Илия, был против; так все и расстроилось.
Но на этот раз никто не посмеет стать на его пути, — даже отца он не послушает, приведет ту, которую пожелает. А желает он и ту, и другую, и третью, потому что чувствует в себе мужскую силу и жгучее влечение к девушкам; иные ему даже во сне снятся, милуется с ними, точно наяву… Впрочем, Раде еще не решил окончательно, которую из них взять: выяснится в последнюю минуту, когда подступит к самому сердцу.