Пауки
Шрифт:
Тем временем от джипа к вилле в черной кожаной куртке уже шел воистину высокий гость. В нем было около двух метров роста. Я знал его, эту кожаную куртку, с которой он не расставался. Воротник куртки был поднят.
«Как обычно…»
Здоровый высокий «шкаф»…
Это был Лобан. Авторитет, воскресший из мертвых после расстрела группировки в ресторане… У него еще не отросли волосы после больницы. Лобан прошел к столу, сел в дальнем от входа конце под защитой боковой стены. Оба телохранителя встали позади, прикрыв его от выстрелов из окна второго этажа.
Одновременно
Парад авторитетов и их секьюрити отозвался во мне неожиданным прозрением:
«В доме Ламма в Рехавии сейчас никого нет!»
Что-то, однако, удержало меня у окна. Я не спускал глаз с О'Брайена. Миллионера было хорошо видно. Тяжеловатый, с чуть набыченной головой и короткой накачанной шеей, он шел первым. На нем, как всегда, ладно сидел отлично сшитый костюм, подчеркивавший фигуру и пластику борца-классика.
О'Брайен и Лобан пожали руки друг другу. Они не просто поздоровались. Это был жест перезаключения договора о намерениях. Соглашение о принятии новых условий. Криминальный мир заставил О'Брайена подчиниться. О'Брайен улыбнулся, показал на стол. В манерах чувствовались подчеркнутая медлительность как свидетельство независимости, бесстрастная открытость —все компоненты, идущие от традиционного кавказского шика.
Из джипов один за другим стали появляться бандиты, приехавшие с Лобаном. Молодые, коротко стриженные, в куртках, в черных костюмах.
Началась трансляция.
Лобан говорил громко — для тех, кто пока еще находился внутри.
«А где Ваха?! Я хочу взглянуть ему в глаза! Я их до сих пор вижу! Все эти месяцы! Он смотрел мне в лицо, когда стрелял в меня в ресторане!.. А ведь мы поклялись! Он стал моим братаном!»
О'Брайен что-то приказал своему секьюрити. Тот передал дальше. В вилле громыхнуло. Там раздался выстрел.
«Ваха!..»
Из виллы снова появился Ургин. Похоже, именно он принес своего шефа в жертву разрешения кризиса между крышами банка «Независимость» и «Алькада».
Я понял: «На вчерашней встрече в Рехавии О'Брайен и Ламм, видимо, решили, кем они пожертвуют…»
Высыпавшие из виллы соотечественники под руководством Ургина тащили дополнительные столы, скамьи. Но приехавшие с Лобаном показали О'Брайену, на каких условиях они согласны на примирение. Двое боевиков повели в виллу… Ургина! Кряжистый, похожий на кран, с таким же металлическим сердцем внутри, бывший сотрудник семипалатинского ОМОНа кротко взглянул на Ламма, потом на О'Брайена…
Общество уже рассаживалось. О'Брайен устроился в торце рядом с Лобаном. В отличие от большинства соотечественников, он не претендовал на роль тамады. Бразды правления взял на себя адвокат Ламм.
«Мозгляк, профессор…»
Я быстро спустился на Элиягу Голомб, остановил такси:
—В Рехавию…
Краем глаза я поймал соломенное пятно волос бармена в кафешке и двух женщин на скамейке в глубине перерытого стройкой двора. Новый Версаль существовал пока лишь в воспаленном мозгу местного строителя. Я прошел к забору, решительно поднялся на танкер с мусором. Двор дома О'Брайена находился подо мной, по другую сторону каменной стены. Словно на плацу, я перегнулся, приложил ладонь к препятствию, уперся. Перебросил ноги.
Я слышат: «Здешняя полиция, когда ей сообщают о краже, в отличие от нашей, не выезжает на место происшествия, а предлагает потерпевшему явиться — сделать заявление…» Мне это было бы на руку — окажись оно правдой…
А если нет?!
Я уже шагал к дому.
Чем хуже, тем лучше!
Будто легче начинать после того, как все уничтожено, растоптано! А на деле ничего не изменилось. Просто начинать приходится от места, где ты уже находился…
Проклятое стремление после проигрыша немедленно начать отыгрываться!
Дальнейший путь в дом был отработан.
«Через балкон спальни первого этажа…»
Я убедился — его чаще оставляют открытым, чтобы весенняя свежесть полнее наполнила спальню. Металлическая штора действительно не была закрыта до упора. Я поднял ее. Протащил вбок раму имеете со стеклом.
Я был уже в спальне.
Кассета с записью разговора киллера с О'Брайеном должна была находиться где-то поблизости! Джамшит не зря отсылал меня к дому в Рехавии. Я оставил окно на балкон открытым, быстро обежал здание. Музыкального центра не нашел. Снова пустой дом, чемоданы. В туалетах туалетная бумага с надписью по-английски «Собственность королевы»… Снова дом, предназначенный для продажи. Ламм должен был руководствоваться какой-то идеей, пряча кассету. Вместе с кассетником, например. У музыкального центра…
«Аудиокассета должна быть на глазах: чтобы сразу обнаружить пропажу!»
На третьем этаже я попал в небольшую комнату неясного назначения и сразу понял: «Музыкальный центр…»
Еще я увидел огромное количество компакт-дисков, аудиокассет…. Идеальное место, чтобы спрятать то, что я искал! Дверь по какой-то причине была не заперта… По другую сторону — еще дверь. Непонятно, что за ней находилось. Небольшое квадратное окно убрано решеткой. Я подошел к музыкальному комбайну. Аудиокассеты были расставлены в образцовом порядке. Я быстро нашел то, что требовалось. Аудиокассета «Ten Years After» лежала среди других. Я поставил ее, нажал клавиш «play». Послышались знакомые записи шестьдесят седьмого года: «I want to know» и «I can't keep from Crying Something»… Я уже мог воспроизвести часть знакомой композиции. Пришлось отмотать часть пленки.
«Feel in for me…»
Внезапно что-то насторожило меня. Я увидел направленный в мою сторону небольшой электронный глаз, не больше того, что установлен при входе в московское метро. Глаз на стене неспешно, размеренно мигал. Информация обо мне передавалась на пункт сбора. Я вынул аудиокассету, сунул в карман. Резко подался к дверям. Я знал о возможностях электронного стража. Но было уже поздно. Дверь захлопнулась. Щелкнул замок. Одновременно поползли вниз оконные шторы… Свет под потолком стал медленно гаснуть. Пока не погас полностью. Стало темно.