Пауки
Шрифт:
«Быстрые шахматы — не твоя игра!» — каждый раз говорю я себе и каждый раз снова играю!
Одно утешение: «Если ты принимаешь решение трезвый и оно неверно, тебе некого в этом винить. Это твой уровень!»
Я попробовал выбить дверь. С равным успехом можно было пытаться повалить все здание. Я бросился ко второй двери. К окну! Все было сделано прочно, надежно. Ловушка!
Мы словно играли в жмурки. Я был водящим. Черная повязка закрывала от меня мир. Мои противники видели меня в обычный прибор ночного
За мной могли приехать. Могли, наоборот, оставить гнить в этой камере надолго…
Я щелкнул зажигалкой. Сбоку на шкафчике лежало несколько газет. При желании я мог устроить небольшой костер. Но не стал этого делать.
Вскоре под окнами раздался звук подъезжавшей машины.
Сработал первый вариант.
Вторая дверь внезапно отворилась, теперь уже водящим был тот, кто вошел. Вспыхнул свет.
«Окунь!»
Мускулистый, с крепкой спиной и крутым крепким задом, он приближался. На нем был джинсовый костюм, мягкие кроссовки. В руке он держал пистолет.
«Это конец!..»
Но в ту же секунду в дверях возник еще один человек…
Я видел, как над головой Окуня взлетел короткий ломик.
Раздался треск. Президент «Алькада» словно переломился пополам, всем телом тяжело рухнул на пол. Ноги его несколько раз судорожно дернулись. Он замер.
До меня донеслось:
—Сваливай через двор кафе…
Человек, вырубивший Окуня, скрылся в коридоре, откуда только что появился. Через секунду мне предстояло пройти по тому же коридору…
Я двинулся вперед очень медленно, в любую секунду готовый получить свое…
Впереди была лестница черного хода. Я заглянул за перила. Наружная дверь внизу открыта…
После убийства начальника кредитного управления и помощницы президента банка нам объявили войну на уничтожение. Мы словно вступили на минное поле, где могли взлететь в воздух в любую минуту…
Но банк выстоял.
Мы обратились к знакомым и незнакомым банкирам. Наша участь могла стать их завтрашней моделью существования. Мы просили пролонгации займов и новых кредитов. Про наше противоборство с О'Брайеном, про жертвы, которые мы понесли ввойне к р ы ш, стало широко известно.
«Парадокс!..»
В прекрасном итальянском фильме о войне именно жулик от имени генерала Делла Ровере призвал народ к сопротивлению и стал его знаменем!
А Джамшит был уголовником. И, как ни странно, ему поверили. Нам пошли навстречу!
В конце ноября, перед отъездом в Израиль, я появился у себя в Химках довольно поздно. Жена после работы заехала к родителям. Дома был только сын.
— Пап! — Он скучал по отцу. — А тебя тут по телевизору показывали…
— Как по телевизору?
Словно кто-то невидимый внезапно ударил меня сзади под колени, но я удержался на ногах. Застыл с пальто в руках.
—В вечерней передаче. Ну, ты знаешь…
У него была виноватая милая улыбка.
— Будто ты в камере. Изолятор временного содержания. Ты чего, пап? Не знал?
— Нет.
— Ты был в костюме. Я тебя сразу узнал. Потом звонила мама. Она тоже…
— И все?
—Еще кто-то. Он сказал, что перезвонит…
«Пастор?..»
— Лиц не показали. Кто тебя не знает, тот никогда не догадается, что это ты. Что-то не так, пап?
— Так…
— А тот — другой мужик — высокий… В пиджаке. Новый русский. В камере вы были как два киллера…
В голосе прозвучала плохо скрываемая гордость.
Я вспомнил:
«На второй день, при новой смене, когда мы с Пастором сидели на нарах, кинокамера действительно стрекотала…»
—Погоди, я должен позвонить…
Я сделал несколько звонков. Вскоре узнал, что произошло. К очку камеры приблизилась кинокамера известного репортера. Кому-то из смены подкинули за это баксы.
Что-то изменилось в моем лице, потому что сын замолчал. Дети внутренне растут в час испытаний. «ДДТ» и телевизор тоже сразу умолкли.
— Как называлась передача? — спросил я.
— Вот в программе…
Я прочитал: «Секретный агент уголовного розыска. Разведчик или предатель?»
Мне предстояли новые разборки, разбирательства, вызов в инстанции. Очные ставки с Николаевым, с начальником ИВС, с Пастором… Если у меня прежде были сомнения — принять или нет предложение Джамшита, то теперь они мгновенно испарились.
— Вот что, — сказал я сыну. — Мне, пожалуй, самый раз съездить по своим делам…
— Не надолго, пап?
— Хочу надеяться.
Я бросил в кейс документы, какую-то мелочь, несколько фотографий. Потом в "Израиле я рассмотрел свою добычу. Серебряные фигурки — персонажи китайского театра теней. Кусок тысячелетней чинары из Ургута. Диплом об окончании университета моей бабкой. Свидетельство о смерти деда: «1938-й. Возраст 33 года. Причина смерти — расстрел»…
Мужики в моем роду не умирали своей смертью.
Я пошел к дверям. Жена могла вернуться в любую минуту. У меня не было сил видеть ее…
Мы гнали в Шереметьево на машине «Лайнса». С Рембо за рулем… Перед тем ненадолго заехали на Котляковское кладбище, поставили свечку. Витькина могила была еще вся в венках. «От друзей!», «От Московского уголовного розыски», «От банка „Независимость“. На снегу стоял Витькин портрет под стеклом. Горели свечи.
Рембо вспомнил:
—Мы тогда еще в операх ходили в МУРе. Летом, и жару, принес он бутылку спирта. Тишина! В кабинете только свои. Взял графин со стола, половину — и окно. Влил спирт…