Паутина [ Авт. сборник]
Шрифт:
— Когда же это случилось с тобой? — спросила она участливо.
— Я-я… не знаю… Не могу вспомнить ничего, что со мной было до того, как я пришла в себя в больнице сегодня утром, — сказала я.
— В больнице?! — воскликнула Хейзел.
— Очевидно, она имеет в виду наш Центр. Но хоть нас-то ты помнишь, Оркис?
— Нет, — ответила я, покачав головой. — Мне очень жаль, но все, что было со мной до того, как я проснулась в боль… то есть в Центре, так и не восстановилось в моей памяти.
— Это очень странно, — сказал чей-то недоброжелательный голос. — Но они-то, по крайней мере, знают об этом?
Одна молодая женщина стала на мою сторону.
— Они наверняка должны знать. Но, собственно, это не имеет никакого отношения к тому, что ее девочки родились вполне полноценными и достойными группы А. Но послушай, Оркис…
— Да дайте же ей немного отдохнуть, — вмешалась другая женщина. — Я сама всегда себя неважно чувствую после возвращения из Центра. Не слушай ты их, Оркис, а постарайся лучше уснуть; а когда проснешься, все будет по-другому.
Я с благодарностью последовала ее совету. Все было слишком сложно и запутанно, чтобы можно было быстро разобраться, да к тому же я действительно очень устала. Поблагодарив женщину за участие, я с облегчением откинулась на подушки и закрыла глаза. И, если считать, что во время галлюцинаций можно спать, то я на самом деле уснула.
В момент пробуждения у меня мелькнула надежда, что мой «мираж» рассеялся, но, к сожалению, это было не так. Проснувшись окончательно, я увидела над собой лицо старшей санитарки, которая спросила:
— Ну, дорогая мамаша Оркис, как вы себя чувствуете после сна? Наверняка намного лучше! Пора бы и съесть чего-нибудь!
В это время к моей постели подошли две маленькие санитарки с большим подносом в руках. Они поставили его поперек кушетки мне на колени так, чтобы я могла удобно все доставать. Боже! Никогда раньше я не видела, чтобы одному человеку предлагали такое обилие пищи в один прием! Сначала меня буквально затошнило при виде всего этого, но потом какой-то непонятный физиологический механизм внутри моего огромного тела заставил меня почувствовать голод, и у меня даже слюнки потекли. Мой мозг, пребывая в состоянии самоустранения от всего, не переставал удивляться тому, с какой жадностью я поглотила сначала две или три рыбины, затем целого цыпленка, несколько кусков мяса, тарелку овощей и десерт из фруктов, обильно политых взбитыми сливками. Все это я запила литром свежего молока. Поглядывая по сторонам во время еды, я заметила, что и остальные мамаши не страдали отсутствием аппетита.
Зато я обратила внимание на то, что они время от времени продолжали с любопытством поглядывать на меня. Я раздумывала над тем, как мне набежать дальнейшего «допроса», когда мне пришла в голову мысль, что, будь у меня какая-нибудь книжка или журнал, я могла бы углубиться в чтение и хоть как-то, более или менее вежливо, отгородиться от них. Поэтому, когда санитарки вернулись за подносами, я попросила одну из них дать мне что-нибудь почитать. Эффект от моей просьбы был потрясающий: санитарки, убиравшие мой поднос, едва не уронили его, а та, что стояла радом со мной, открыла от изумления рот и не закрывала его до тех пор, пока немного не собралась с мыслями. Она посмотрела на меня сначала подозрительно, а потом озабоченно.
— Вам опять немного не по себе? — наконец спросила она.
— Наоборот, я чувствую себя вполне здоровой, — ответила я.
— На вашем месте я бы попробовала еще немного поспать, — заботливо посоветовала она.
— Но мне совсем не хочется спать. Я бы предпочла просто полежать и почитать что-нибудь.
— Боюсь, вы все-таки еще полностью не оправились после трудных родов, мамаша. Но ничего — это скоро пройдет, — сказала она, успокаивающе погладив меня по плечу.
Я чувствовала, что во мне растет раздражение.
— Но что плохого в том, что мне хочется почитать? — решительно спросила я.
— Ну, успокойтесь, успокойтесь… И кто это где-нибудь слыхал, чтобы мамаша умела читать?
С этими словами она поправила на мне одеяло и вышла, оставив меня на растерзание моим пяти соседкам по палате. Хейзел хмыкнула, а остальные несколько минут хранили молчание.
В этом время я уже достигла стадии, когда начала сомневаться, действительно ли все происходящее со мной и вокруг меня галлюцинация. Чувство отстраненности исчезло; во всем чувствовалась какая-то закономерность — например, следствие всегда вытекало из причины, и мне думалось, что, если копнуть глубже, то все абсурдное найдет себе логическое обоснование. Нельзя сказать, чтобы эти мысли способствовали ощущению душевного равновесия. Даже тот факт, что я поела и чувствовала себя после еды намного лучше, подтверждал тревожащее меня ощущение реальности…
— Читать! — внезапно воскликнула Хейзел со злорадством в голосе. — Может, ты еще скажешь, что умеешь и писать?!
— А почему бы и нет? — возразила я.
Они все внимательно следили за мной, время от времени обмениваясь многозначительными взглядами.
— Да что же в этом плохого? — спросила я раздраженно. — Разве здесь предполагается, что женщине не положено уметь читать и писать?
— Оркис, дорогая, — сказала та, что была более других расположена ко мне, — может быть, тебе следует посоветоваться с врачом?
— Нет, — отрезала я. — Я совершенно здорова. Просто я пытаюсь понять, что тут происходит. Я прошу дать мне что-нибудь почитать, а вы все смотрите на меня, как на сумасшедшую. В чем дело?
После неловкой паузы та же женщина проговорила, словно копируя медсестру:
— Послушай, Оркис, постарайся взять себя в руки. Ну на что мамаше умение читать и писать? Разве от этого у нее станут рождаться более здоровые дети?
— В мире существуют и другие интересы, кроме производства потомства, — заявила я.
Если раньше мои слова вызывали у женщин лишь удивление, то теперь они были просто потрясены. Даже Хейзел не нашлась, что сказать. Их идиотское изумление вывело меня из себя, и на какое-то время я перестала смотреть на все, как бы со стороны.
— Да черт возьми! — воскликнула я. — Что это за чушь? «Мамаша Оркис, мамаша Оркис» — что это значит, наконец? Где я нахожусь? В сумасшедшем доме, что ли?
Я со злостью взирала на них, ненавидя их всех и подозревая, что они находятся в каком-то издевательском сговоре против меня. Не знаю почему, но в глубине души я была твердо убеждена, что, кем бы я ни была на самом деле, в любом случае я не была матерью. Я высказала это своим соседкам по палате и, сама не знаю почему, вдруг разрыдалась.