Паутина грез

Эндрюс Вирджиния

— Обладаю властью? — поразилась я. О чем он говорит? Почему он так разгорячился? Да, в хижине произошел небольшой инцидент, но все уже позади. Зачем снова и снова возвращаться к этому?

— Да, властью! Той самой властью, которой обладает — и широко пользуется! — твоя мать. Ее красота, твоя красота — это не просто красота, это неземные чары. Вы завораживаете мужчину, дурманите его, стоит ему один только раз взглянуть на вас… Да, одного взгляда достаточно, чтобы он потерял власть над собой и захотел только одного — стать рабом этой красоты. И все. Он готов быть растерзанным, распластанным, распятым… мечтая о единственном ласковом взгляде, —

едва слышно закончил тираду Тони, так что я, скорее, догадалась, о чем он говорит. — Ты понимаешь? Ты можешь это понять?

— Нет! — Я резко встряхнула головой, пытаясь отстраниться, но он не давал мне ни малейшего шанса освободиться, наоборот, все сильнее сжимал руки.

— Когда мужчина близок к тебе так, как был близок тот юноша, Джошуа, когда ты позволяешь ему трогать свое тело… вот так… и вот так… — Тони провел руками по спине, по груди. — В его сердце вспыхивает опасное пламя, которое в одно мгновение распространяется по всему телу, разжигая кровь. И скоро он уже не в состоянии контролировать себя. И в том нет его вины. Так уж создала мужчин природа. Он становится твоей игрушкой, а ты — кукольником, который только дергает за ниточки, — произнес он, продолжая тискать мне грудь.

Я не могла двинуться, настолько крепки были его объятия. Он обнимал меня, ласкал, гладил, точь-в-точь как несколько часов назад это делал Джошуа. Но как же сладостны были те руки, молодые, искренние, и как же мне хотелось вырваться из этих рук…

Лоб, виски Таттертона были усеяны бисеринками пота, на запястьях вздулись жилы. Его вид пугал меня… и отвращал. Сколько же просидел он под окном, подглядывая за нами, прежде чем решился ворваться в хижину? Он заметил, как мы вышли из кинозала, как мы побежали в лабиринт… Почему же он тогда не окликнул нас? Почему не сказал сразу, что считает недопустимым, чтобы хозяйка бросала гостей? Неужели он…

— Ты должна сознавать, какой могучей властью владеешь, чтобы невольно не попасть в свои же сети, Ли. — Тони провел пальцами по моей щеке. — Я видел, как он целовал тебя. Видел, как ты отдавалась поцелую. Надеюсь, ты понимаешь, что поцелуй — это не конец. Это начало. Начало большого пожара. Представь, что ты чиркнула спичкой, чтобы поджечь клочок сена, а вспыхнул весь стог. Пламя не удержать. Стоит ему заняться — и ты уже в его власти. Оно поглотит и маленький пучок сена, и весь стог, и тебя саму. Вот почему я хочу предупредить тебя, научить пользоваться этой женской силой, показать тебе твои возможности… Ты не должна бояться меня или стесняться. Ты должна доверять мне, ты должна разрешить мне стать твоим учителем и помощником. Обещаешь, Ли? Обещаешь?

Я не знала, что ответить. Показать какие-то возможности… научить… предупредить… Что за этими словами, произнесенными так пылко?

— Я уже отвечала тебе, Тони, — сдержанно проговорила я. — Я очень признательна тебе за заботу.

— О да! За заботу! — воскликнул он, резко прижал меня к себе и поцеловал в лоб. — Ты моя куколка, мое сокровище, мой шедевр!

Он долго не отпускал меня. Наконец его объятия ослабли, и я тут же выскользнула. Тони мальчишеским жестом взъерошил себе волосы и широко улыбнулся.

— Мы снова друзья? — спросил он.

— Да, Тони, мы снова друзья, — машинально ответила я, мечтая скорее отвязаться от него.

— Отлично. Я рад. Ничто не огорчило бы меня больше, чем ссора с тобой. Я бесконечно нуждаюсь в твоей теплоте и буду страдать, если ты перестанешь мне доверять. Согласись, ведь наши отношения начали

было неплохо складываться, — серьезно произнес отчим и перевел взгляд на Ангела. — Посмотри, как она смотрит на нас с тобой. Мне удалось вложить в это личико часть твоей живой красоты, озвучить бездушный материал музыкой твоего очарования. И теперь, глядя на нее, я слышу эту дивную мелодию красоты и юности. Без скромности признаюсь, что это настоящий шедевр. Это мой успех. Только сейчас я понял, почему художник часто любит свое творение живой, земной любовью…

Внезапно я вспомнила о картине на мольберте.

— Тони, почему ты продолжаешь работать над моим портретом? Ты собираешься делать другую куклу?

— Как это — продолжаю работать? Ты о чем?

— Я о холсте, который прикрыт простыней. И почему ты не восстановил в хижине прежнюю обстановку? Ты хочешь, чтобы там была постоянная студия?

— Не успел. Руки не доходили, — немного рассеянно промолвил он. — Но если честно, оказалось, что мне хочется вновь и вновь приходить туда, чтобы вспоминать минуты, проведенные за работой… Ведь мы с тобой вместе создали это удивительное произведение искусства. Мне было на редкость радостно и легко работать с тобой, вплоть до того, что хижина превратилась для меня в святое место. — Его лицо внезапно напряглось, губы сжались. — Именно поэтому я так взорвался, когда ты привела туда постороннего.

— Джошуа не посторонний, — тут же возразила я.

— И все-таки я надеялся, что ты трепетно относишься к нашей хижине. Прежде чем приглашать туда кого-нибудь, обсуди это в следующий раз со мной, договорились?

Я согласно кивнула. Возражать не было сил. Я устала и давно хотела отделаться от Тони.

Он снова взглянул на куколку.

— Думаю, твоя красавица согласится с нами, — молвил отчим и улыбнулся. — Но на самом деле я зашел к тебе без всякой задней мысли. Просто хотел еще раз поздравить нашу Ли с днем рождения.

— Спасибо, Тони, — сказала я, радуясь, что он сейчас уйдет. Но ошиблась. Таттертон вновь приблизился ко мне.

— С днем рождения, — прошептал он и оставил на моих губах легкий поцелуй. — Спокойной ночи, — добавил он, повернулся и наконец ушел.

С невероятным облегчением закрыла я за ним двери. Как всегда, общение с Тони вызвало во мне бурю противоречивых эмоций. Я не знала, как объяснить его поведение, речи, волнение. Наскоро умывшись и приготовив постель, забралась под одеяло, прижала к груди Ангела. Но сон не шел. Вместо этого перед глазами мелькали пестрые картины сегодняшнего торжества. Да, день рождения удался на славу. Все мои друзья остались довольны, всем было весело, Джошуа оказался настоящим рыцарем, мы так романтично целовались… пока не помешал Тони. Ничего, зато у меня есть теперь парень, который так нравится мне и которому, похоже, очень нравлюсь я. Тут я вспомнила, что обещала позвонить Джошуа. Мгновенно вскочив, я бросилась к телефону, набрала номер.

— Джошуа у телефона, — услышала я. Он никогда не говорил «алло».

— Это Ли.

— Как ты? Все в порядке?

— Да. Отчим только что ушел. Он озабочен моим поведением, но не собирается делать из этого трагедию. И матери ничего не скажет. Не волнуйся. В любом случае мне все равно, что он думает. Мы же не сделали ничего дурного. Я действительно хотела, чтобы ты меня поцеловал, — призналась я.

— И я хотел поцеловать тебя. И поцеловал. А вообще праздник получился просто прекрасный. Лучший из тех, на каком мне приходилось бывать.