Паутина любви
Шрифт:
— Кажется, отцу Дермота я тоже понравилась. Он просил меня не уезжать, — сказала сестра.
— Так, значит, ты произвела хорошее впечатление на своих будущих родственников…
— Я так думаю. Дермот хочет, чтобы весной мы поженились. Как ты к этому относишься?
— Мне кажется такое решение слишком поспешным. Ты не задумывалась о том, что в это время в прошлом году ты еще не была с ним знакома?
— Какое это имеет значение?
— Имеет. Ты должна хоть что-то знать о людях, с которыми проведешь всю последующую жизнь.
— Мы с Дермотом уже знаем друг друга.
— И
— Не зли меня. Мы с ним прекрасно подходим, друг другу. Я побаивалась, что меня здесь плохо примут, но его семья отнеслась ко мне так душевно — и Матильда, и отец Дермота…
— И Гордон Льюит, — добавила я. Дорабелла слегка нахмурилась:
— Не уверена. Он не из тех, кого легко раскусить. Я засмеялась.
— Тебе до него не должно быть никакого дела. Главное для тебя, чтобы отец Дермота дал согласие на ваш брак. Матильде ты нравишься. Она все так же будет вести хозяйство, и ты не станешь мешать ей, чтобы не ссориться. Не так ли?
Дорабелла тоже рассмеялась:
— Это чудесно. Я уверена, что все так и будет.
— Все будет хорошо, — заверила я ее. — А теперь пора спать.
— Спокойной ночи, «двойняшка».
Этим прозвищем сестра называла меня, когда попадала в какую-нибудь передрягу и ждала поддержки. Когда Дорабелла ушла, я разделась и легла в постель, долго еще лежала без сна, прислушиваясь к шуму прибоя и думая о будущем. Дорабелла выйдет замуж и приедет сюда. И мы расстанемся.
Дни были заполнены до отказа. Дермот с Дорабеллой проводили большую часть времени вдвоем: они ездили по окрестностям верхом или в его машине. Он очень гордился Дорабеллой и старался познакомить ее со всеми своими соседями. Сестру это развлекало. Мою маму интересовало, как ведется хозяйство в доме, а папу — как содержится имение. Он подружился с Гордоном.
Меня же интересовали сами люди.
Маме всегда было неуютно без меня, и, когда Матильда Льюит предложила матушке провести ее по дому, та уговорила меня сопровождать их.
Отец уехал с Гордоном на ферму, чтобы познакомиться с каким-то новым приспособлением, установленным в коровнике, Дорабелла с Дермотом отправились на прогулку, и в доме остались только мы трое. Матильда знала и любила этот дом, она заботилась о нем больше, чем его хозяева — Джеймс и Дермот Трегарленды.
— Я люблю эти суровые места, — сказала Матильда. — Ветры дуют здесь с такой силой, что срывают крыши с крестьянских домишек и валят на землю изгороди.
— А как далеко отсюда ваша ферма? — спросила мама. — В полумиле отсюда, недалеко от владений Джерминов. — Ваших недругов, — вставила я.
— Значит, ты слышала об этом? — засмеялась Матильда.
Маме захотелось узнать, о чем мы говорим.
— Между двумя семьями существует многолетняя вражда, — сказала Матильда. — Никто не помнит, с чего она началась, подробности канули в прошлое, но вражда осталась.
— Они близко живут?
— Наши имения соседствуют, но имение Джерминов гораздо больше нашего. Мы редко видимся с ними, а когда это случается, ограничиваемся кивком головы в знак приветствия.
— И нельзя забыть ту старую вражду?
— Мы, корнуэльцы, придерживаемся традиций. Вы, англичане, склонны забывать о таких вещах, но мы о них помним долго.
— Вы питаете к ним недобрые чувства? — спросила я Матильду.
Мама строго посмотрела на меня.
— Мы относимся к ним с безразличием, — ответила миссис Льюит.
— Все же интересно, с чего это началось, — продолжала мама.
Матильда в ответ только пожала плечами, и больше об этом мы не говорили, а двинулись дальше осматривать дом.
— Дом построен во времена Елизаветы, — сказала Матильда. — В годы после Реставрации к нему пристроили западное крыло, а потом и восточное: тут смешались разные стили.
— А это делает его еще интересней, — сказала я, и мама поддержала меня.
Мы начали осмотр дома с большого холла. Он сохранил свой изначальный вид. На его стенах было развешано старинное оружие, которое служило прежним хозяевам дома для защиты от незваных гостей. В холле стоял длинный стол.
— Это стол эпохи Кромвеля, — сказала Матильда, — стулья относятся ко времени правления Карла II. Семья была откровенно роялистской, и во время протектората подвергалась гонениям, но жизнь наладилась с возвращением короля на трон.
Одна из дверей холла служила входом в небольшую домашнюю церковь. В ней стояли алтарь, кафедра для проповедника и ряд скамеек со спинками. Я посмотрела на овальный свод с каменными консолями, на резных ангелов, поддерживающих кафедру, и представила, как в тяжкие годы здесь собирались домочадцы помолиться и услышать Слово Божье.
— Теперь церковь почти все время пуста, — сказала Матильда. — Джеймс, отец Дермота, говорит, что в годы его юности в ней каждое утро читали молитву, на которой должны были присутствовать все слуги. Когда Джеймс стал хозяином дома, он отлучил слуг от домашней церкви и предоставил им возможность заботиться о своих душах без всякой помощи со стороны Трегарлендов. Я повторяю его слова, но считаю их богохульством.
Мы поднялись по главной лестнице и оказались в длинной галерее. На стеках висели портреты Трегарлендов, написанные за последние три века. Я узнала Джеймса Трегарленда — по насмешливому выражению его глаз.
Матильда печально смотрела на портрет.
— Джеймс — жизнерадостный человек, — сказала она. — Он поздно женился, и его жена была совсем молоденькой девушкой с хрупким здоровьем, она умерла, когда Дермот был еще ребенком.
— И Джеймс не женился после этого?
— Нет, — Матильда Льюит покачала головой, и добавила: — А это было бы для него весьма разумным шагом.
— Ну что же, — сказала мама, — все устроилось неплохо. Он и Дермот находятся под вашим присмотром.
— Да, я стараюсь делать все, что могу. Эта лестница ведет к спальням.
На этаже находилось несколько спален, и в одной из них ночевал король Карл II во время гражданской войны.
Мы интересно провели утро.
Наш рассчитанный на неделю визит приближался к концу. В один из последних дней мы с мамой пошли утром в Полдаун. Это был очаровательный городок, через который протекала речка, разделяя его на две части: западную и восточную.