Паутина противостояния
Шрифт:
– Мой господин вас сотрет.
– Ему потребуется очень большой ластик.
– Смешно. – Схинки поерзал в кресле. – Выпьем?
– Мы занимаемся этим несколько последних часов.
– Я предлагаю тост.
– Какой же?
– За мелочи! За те мелочи, что ложатся в основу грандиозных событий. И за те, что разрушают самые продуманные
– Согласен, – кивнул нав, – некоторые мелочи изрядно раздражают.
– Наконец-то вы искренни со мной, комиссар.
– Вы с самого начала знали, что мне от вас нужно, Схинки. Я этого не скрывал.
– Правду?
– Правду.
– Поэтому я и предложил выпить за мелочи, – медленно произнес Схинки. – Кому как не вам, комиссар, знать, что правда кроется в мелочах. На публику вытаскиваются объяснения, описания, хорошо подготовленные истории, а правда… правда остается в мелочах. Мелочи способны вызвать невероятной силы лавину, поставить крест на хитроумных замыслах, но лгать они не умеют.
– Опять сасвинс! – недовольно пробурчал Манан.
– Ты же его любишь, – улыбнулась Тратасара, выставляя перед мужем тарелку.
– Я много чего люблю, женщина, но это не повод всю неделю есть это… – Турчи шумно втянул ноздрями запах блюда. – Это…
– Ты сам говорил, что хочешь похудеть.
– Но я не знал, что избавление от лишних килограммов будет столь неприятным. – Манан взялся за ложку. – Набирать вес – занятие куда интереснее.
Турчи любил горячее, густое, острое и жирное, а жидкий молочный сасвинс удовлетворял лишь первому условию. В принципе, Манан ничего не имел против старинного шасского блюда, тем более Тратасара готовила его консервативно, на верблюжьем молоке, однако, вынужденный есть не в охотку, а потому что «надо», испытывал понятное раздражение.
Впрочем, плохое настроение Турчи было вызвано не только молочной причиной.
– Вкусно. – Он проглотил первую ложку. – Ты замечательная хозяйка, женщина!
Тратасара кивнула, с достоинством принимая комплимент, едва слышно вздохнула и, потеребив полотенце, которым вытирала руки, спросила:
– Ты встречался с ним?
– Да, – односложно ответил Манан. – Дай мне соль, женщина.
– Что он сказал?
Тратасару воспитывали в истинно шасском духе, она была настоящей женой: покладистой, послушной, работящей, но когда упиралась, как сейчас, например, то переупрямить ее не смог бы даже Сантьяга.
– Что он сказал?
Манан съел еще две ложки сасвинса, посопел и проворчал:
– Это все магия, черт бы ее побрал!
– А может, твое воспитание?
– Нет, магия, точно тебе говорю. Было бы у Лаи поменьше способностей, она бы стала хорошей хозяйкой, осчастливила бы какого-нибудь славного мальчика, родила бы… – Манан запнулся.
Не родила бы. Не смогла. Поганое сочетание генов, с которым не смогли совладать даже эрлийцы, сделало старшую дочь Манана бесплодной. И в этом – все указывало на то, что именно в этом – таился корень всех бед. Однако у Турчи было собственное мнение на этот счет.
– Это все магия! В семье Фарины у всех большие способности к магии. Они этим гордятся, а на самом деле… на самом…
Манан с трудом проглотил еще одну ложку сасвинса.
Родная мать Лаи, любимая жена Фарина, умерла при родах. Турчи горевал искренне, с трудом выбрался из депрессии, однако уже через год посватался к молодой вдове Тратасаре, взял ее с ребенком и оставшейся от мужа лавкой, ввел в дом, родил с ней еще двух детей. Но от старшей дочери правду не скрывал, рассказал, как было.
Может, Лая мстит ему за ту торопливость?
Нет! Это магия! Она изменила дочь! Она!
– О чем ты говорил с Гримом?
– Не волнуйся, я не стал приглашать его в гости.
– Может, зря?
– Женщина! Не делай мою жизнь хуже, чем она есть! – Манан доел сасвинс и попросил: – Дай буженины!
– Сегодня нельзя.
– Черт!
– Ты просил меня следить за тобой, я так и делаю.
– Женщина… – Полуголодный, а от того еще более раздраженный Турчи тяжело откинулся на спинку стула. Посмотрел жене в глаза, понял, что не отстанет, и неохотно ответил: – Нанял его для одного дела.
– Ты?!
– Я, я, – подтвердил Манан. – И что с того?
Тратасара удивленно посмотрела на мужа.
– Я ничего не понимаю.
– А должна?
– Должна, поскольку речь идет о моей дочери.
Она имела полное право так говорить. Имела. Лая ненавидела новую жену отца, однако все эти двадцать лет Тратасара ни словом, ни жестом не показывала, что ее это задевает. Она относилась к Лае, как к дочери, и за глаза всегда называла ее только так. Имела право.
– Я должна знать!
И Манан сдался.
– Помнишь, я говорил, что с бизнесом в последнее время не очень хорошо?
– Это твое нормальное состояние, – поддела мужа Тратасара.
Турчи вздохнул, но затевать скандал не стал.
– Так вот, некоторое время назад нас всех собрал Сантьяга и предупредил, чтобы мы вели себя осторожнее. А лучше вообще отказались бы от бизнеса на пару-тройку месяцев. Объяснять ничего не стал… – Манан почесал большой нос. – Мы, конечно, головами покивали, но работать-то надо, правда? Детей кормить, на жизнь зарабатывать…
– Комиссар предупредил об опасности, а ты продолжил?
– Мы все продолжили, женщина, все!
– Но у тебя четверо детей!
– Черт! Именно поэтому, женщина, именно поэтому! – Турчи отвернулся. – У нас не так много сбережений, чтобы бездельничать несколько месяцев.
– Ты мог бы устроить бизнес в Тайном Городе! Я давно говорила! В конце концов… – Тратасара замолчала и, выразительно посмотрев на мужа, закончила: – Я говорила, что не надо продавать лавку! Говорила?
– Что теперь спорить? В конце концов, я жив, женщина, твой муж не такой дурак, каким ты хочешь его представить. Я стал осторожнее.