Паутина
Шрифт:
Шаг — и Седрик. Мальчик, вставший рядом с тобой и твоей смертью. Он погиб зря. Просто зря. Он никого не заслонил собой, никого не спас. Он просто оказался рядом с тобой. Рядом с тобой и твоей смертью. И он принял смерть, но свою. Бессмысленную, ненужную, не решавшую ничего в этой войне. И ты опять кричишь, надрываясь, именно из-за этой бессмысленности, этой жертвы твоего благородства, твоей глупости, твоей веры в справедливость. И твой крик становится надрывным, потому что он был по маме, умершей за тебя, из-за Квиррела, умершего из-за тебя, из-за Седрика, умершего рядом с тобой.
Как ты выжил, как ты продолжил карабкаться в
Шаг — и крестный. Ты подарил ему несколько мгновений жизни, чтобы он умер по твоей вине. Прямой и непростительной, выжигающей твое сердце вине. Он жил, чтобы быть рядом с тобой. Он жил для тебя. А умер по твоей вине. И его лицо ты не можешь видеть, потому что нет сил. Ты лишь задыхаешься от рыданий и крика — такого, что если бы Сириус мог тебя услышать, он бы вернулся. И горло разрывается от этого крика.
Если бы кто услышал тебя, то оглох бы, его сердце не выдержало бы этого. Но ты выдержал. Зачем? Чтобы идти дальше, разбивая в кровь руки, ноги, лицо, сердце, душу.
Какой терпеливый мастер выбивал для тебя этот бесконечный туннель? Чья бесчувственная рука проложила этот путь для тебя одного? Весь путь, который и сто человек бы не прошли так, как ты. Кто решил, что ты, и только ты, должен идти день за днем по этому туннелю, теряя почти все, обретая — и снова теряя? Кто решил, что туннель твоего ада должен быть таким длинным? Почему его не оборвали тогда, когда разорвалось, разлетелось вдребезги твое сердце?
Шаг — и Дамблдор. Вот здесь это случилось, вот здесь ты был разбит, сломлен, обессилен. Здесь на тебя смотрят не так, как до этого. Здесь ты — это все. И ничто. Потому что он умер не из-за тебя и не ради тебя. Он жил и действовал для мира. А ты был лишь орудием, лишь мостом к достижению цели. Тебя оберегали, тебя любили. Но тебя использовали. Но и здесь ты кричишь, потому что, даже зная, что ты был оружием, что ты был отправлен на смерть ласковой рукой Учителя, ты был разбит. Потому что вот тогда, вот здесь ты остался один на один со своим страхом. Со своим криком, со своим адом, тогда еще только возводившим стены внутри тебя.
А потом — лица. Лица, лица… Не шаг — полшага, четверть. Многих ты не узнаешь, потому что никогда не знал и не видел. Они стоят в стороне. Но есть те, от взгляда на призрачные лица которых ты снова заходишься криком.
Хедвиг. Он погиб, потому что погибал весь твой мир, а он и был для тебя твоим миром. Нитью, цепочкой. Он связывал тебя и твой мир.
Грюм.
Тед Тонкс.
Добби.
Фред.
Колин Криви.
Ремус Люпин.
Тонкс.
И ты уже не идешь — ползешь, стараясь уйти отсюда, не видеть, не слышать, не рвать свое горло, не слышать звон твоей души, осколки которой никак не умрут.
Шаг — и перед тобой Северус Снейп. Ты даже не останавливаешься, потому что иначе не сможешь дышать. Не сможешь вынырнуть из его серебристой памяти. Это страшно. Это больно. Это конец. Здесь тебя разбили. Здесь тебя растоптали. Окончательно.
Шаг — здесь умер ты. Ты умирал какие-то долгие минуты, пока шел от замка к лесу. Ты умирал. Тебя еще не убили, а ты уже умирал. Потому что вдруг все понял. Все узнал. Твой хрупкий мир разрушился, и ты впервые оказался в аду. Впервые ты шел по его темным коридорам. Потому что у тебя отняли последнее — надежду. И даже осколки души умирали. Вместе с тобой. И взглянув в глаза своей смерти, ты, тот ты, уже был мертв.
Преданный. Растоптанный. Покинутый. Разбитый.
Почему ты не умер тогда? Почему? Да потому что твой крик — твоя боль — твое разбитое и растоптанное сердце — не должны были умереть. Они должны были все так же показывать миру Мальчика, Который Выжил. Потому что он — он — спас мир. Он спас мир — и умер. А ты остался жить. А миру был нужен он. И ты стал им, ты сделал вид, что тот ты все еще жив. Но никто не заметил этого.
Шаг — здесь всегда холодно. Здесь красные глаза и нестерпимый холод. Здесь ты стал убийцей. Он умер от твоей руки. Ты. Его. Убил. Именно ты, а не он, не Мальчик, Который Выжил. Потому что он остался в лесу, на той поляне. А ты пошел и убил. Ты отомстил. За каждый свой крик, за каждую смерть в твоей жизни: за тебя, из-за тебя, рядом с тобой, для тебя… За каждую.
А туннель вел все глубже, все дальше, он резко менял направление, но был все так же холоден. Все так же наполнен твоей болью и эхом твоих криков. Потому что кричал — каждый раз кричал — не тот, не умерший Мальчик, кричал ты, ты настоящий, ты, никогда не желавший быть героем, не желавший терять близких для того, чтобы однажды стать спасителем мира. И крик остался в тебе, еще пронзительнее от прожитых дней, от прожитых лет.
Ты кричал на могиле последнего из Мародеров. Так же пронзительно, как кричал его сын. Только твой крик никто не слышал. Потому что ты уже не мог выдавить ни звука. Не было Мальчика, Который Выжил, была твоя разбитая и растоптанная жизнь.
И ты стал жить. Жить за него и за себя. Часто даже не разделяя, где твоя жизнь, а где его. Но ты за вас двоих шел по туннелю вашего общего прошлого. Вашего прошлого ада. Только он был мертв. А ты продолжал идти.
Шаг. Шаг. Шаг. Лица, их немного. Но каждого ты помнишь. Ты их убивал. Ты. Потому что ты сам выбрал этот путь однажды. Путь мести. Путь воздания по заслугам. И ты шел, наполняя повороты твоего туннеля лицами, взглядами, дыханием.
Шаг — вот она. Она умерла за него, за того мальчика. Но из-за тебя. Из-за того, что ты не успел поднять палочку. Из-за того, что кто-то другой убил ее за тебя. Здесь ты можешь отдохнуть, немного, потому что в этой женщине нет укора. Она — мать. И она умерла бы и за тебя, если бы ты был ее сыном. И между вами молчаливое понимание. И отсюда не хочется уходить.
Шаг. Шаг. Шаг. Ты живешь. За двоих. Все больше за себя, все меньше за него. На работе — за себя. С детьми — за себя. С Гермионой — за себя. С Тедди — за себя. С Джинни — за себя и за него. С Роном — за него. С окружающими — за него. Он жил, хотя был мертв.
Шаг — и здесь умерла твоя Джинни. Она умерла из-за тебя. Ради тебя и него. Рядом с тобой. И ты сам ее убил. Все слилось, весь ад собрался в одной точке. В этой. Где умерла твоя и его Джинни. Ты не можешь здесь дышать, ты только рыдаешь, бьешься о каменные стены, разбиваешь в кровь руки и лицо. И кричишь — и в этом крике прорываются все те, что были в тебе раньше. От такого крика должны рушиться стены. Потолок. Пол. Но они стоят. Ад не может быть разрушен.