Паутина
Шрифт:
— Ты не понимаешь, — тихо проговорила Лили.
— Ага, конечно, вали с больной головы на здоровую, — хмыкнул Скорпиус. — Это ты не понимаешь. Ты считаешь, что отец предает твою мать, но предают живых, мертвых предать нельзя. А ты мыслишь как эгоистка, никогда не думал, что Поттеры могут быть эгоистами…
— Попрошу не склонять мою фамилию, — промычал Джеймс в подушку.
— Спи, ежик, пихты еще не завезли, — Малфой ткнул друга под ребра. Тот поднял голову и с легким непониманием уставился на сестру и друга. — Привет, я Скорпиус Малфой,
— Ежик. С пихты, — фыркнул гриффиндорец, садясь и потирая глаза. — Могли бы толкнуть, а не распивать Огневиски втихаря…
— Ага, тебя толкни, ты все выдуешь, а нам придется слюни глотать, — Скорпиус протянул другу бокал. Джеймс его взял и только тут увидел, что делает Лили.
— Лил, ты пьешь?!
— Так, Поттер, если ты сейчас закатишь истерику в духе «ты переспал с моей сестрой, а теперь еще и споил», я наколдую тебе язык длиной с удава и удушу им же, так и знай, — предостерег Скорпиус друга. — И вообще — с тебя тост.
— Почему это? — Джеймс сел удобнее и нахмурился.
— Потому что предыдущие шесть тостов ты мирно проспал, видя розовые облака и нижнее белье МакГонагалл…
— Заткнись, Малфой, ты не даешь мне сосредоточиться…
— О… Лили, тихо, сейчас мы услышим скрип мозгов твоего брата, — усмехнулся Скорпиус, за что получил пинок по ноге от гриффиндорца.
— Ребята, а, можно, я предложу тост? — спросила Лили, с улыбкой наблюдая за парнями.
— Ого! Я только за, — улыбнулся Джеймс, видимо, смирившийся с тем, что пьет вместе с младшей сестрой.
— Конечно, ведь тогда тебе не нужно извлекать из фольги свои извилины, — не удержался слизеринец, но Лили ладонью накрыла рот Скорпиуса, заставляя замолчать.
— За память о мертвых и за любовь к живым, — тихо проговорила она, в упор глядя на Малфоя. Он улыбнулся, в его глазах плескалось жидкое серебро ее сердца.
Эпилог: Рождественская паутина
Часть 1
Глубокий, пушистый снег покрыл окрестности Хогвартса мягким ковром пережитых до зимы дней. В Хогсмиде засверкали гирлянды и елки, приезжие труппы запели гимны, завлекая посетителей в свои балаганчики с разнообразными товарами и сувенирами из всех уголков Великобритании.
Шапки разных размеров блестели на вершинах башен Школы Чародейства и Волшебства, откуда были видны покрытые снегом деревья Запретного леса, потревоженный ледяной настил Черного озера и тропинки-туннели в глубоких коридорах сугробов.
Один, особенно широкий проход имел нечеткие очертания, потому что по этой дороге, сопротивляясь ветру и сугробам, Хагрид тащил на себе огромную ель для Большого Зала. Хижина лесничего напоминала пряничный домик из сказок бабушки Молли, а карета, застывшая недалеко от него — убежищем какого-то заморского чудовища. Скелетоподобный корабль, пробивший корку льда на озере и потревоживший мирно спящего с начала декабря гигантского кальмара, замер, занесенный снегом, как ледяная скала.
— Смотри, Малфой, малышня поползла к Хогсмиду. Счастливого им пути, — лениво протянул Джеймс, бросая слепленный снежок в дерево. На крыльце собирались студенты младших курсов с сундуками и чемоданами, с клетками, из которых чуть недовольно поглядывали совы и кошки.
Друзья сидели на поваленном бурей дереве у входа в парк и коротали время перед тем, как пора будет идти и собираться на Рождественский бал. Слава Мерлину, что он уже сегодня, потому что предрождественская суета отняла у парней много сил и нервов. Ведь за три дня до этого долгожданного события в школу прибыли зарубежные гости — двадцать студентов из Дурмстранга и столько же из Шармбатона. И мальчики Хогвартса потеряли аппетит и сон, потому что гости были не из скромных и с первого же дня принялись знакомиться с потенциальными спутниками (а главное — спутницами) для бала.
Три дня Скорпиус и Джеймс ни на шаг не отходили от Лили и Ксении. Кто-то из них все время был рядом, вызывая у девушек то приступы истерического хохота, то внезапного гнева. Зато ни одного трупа в коридорах Хогвартса так и не появилось, хотя Малфой пару раз был близок к тому, чтобы убить.
— Бежит-несется Колобок, — Скорпиус первым заметил, что к ним бежит Аманда, неся что-то в руках. — Гляди, наверное, очередное послание от неизвестно кого, просьба защитить от злых слизеринцев или конфеты с любовным зельем…
В голосе Малфоя не было презрения, потому что с тех пор, как он видел спасение Альбуса Поттера, невольно проникся если не уважением, то терпением по отношению к хаффлпаффке.
— Привет, ребята, — Аманда остановилась перед ними, запыхавшись. Шапка чуть не слетела с ее светлых косичек.
— Едешь домой на каникулы? — поинтересовался Джеймс, чуть улыбнувшись.
— Да. И я хотела вручить вам подарки, потому что на Рождество мы поедем с мамой, папой и Заком к дедушке с бабушкой, и оттуда не смогу отправить вам сову, — и Аманда протянула парням по открытке.
— И мне? — поднял светлую бровь Скорпиус, беря подарок, который, судя по всему, был сделан руками девочки. Друзья одновременно развернули открытки.
На Джеймса смотрели нарисованные ежик и белый хорек, взявшиеся за руки и поющие звонкими голосами четыре строчки из рождественского гимна. Справа было что-то, похожее на дерево и подписанное «пихта». Слева, у самых иголок ежа в гриффиндорском галстуке, — надпись «С рождеством!».
Джеймс заглянул в открытку друга — та же картина. Малфой, кажется, собирался захохотать.