Павел и Авель
Шрифт:
В это время шут, казалось задремавший, громко икнул. Аббат моментально прервал свою речь, а впечатлительному Морозявкину показалось даже, что пламя свечей в зале замигало, и пахнуло ледяным холодом.
– Ах, прошу прощения, я увлекся! – аббат достал белый платок с цветной каемочкой и кружевами, и промокнул лысину, вытирая обильно выступивший пот. Ведь главного негодяя как всегда нельзя называть – вы, полагаю, это знаете. Ну, тот-который-во-всем-виноват!
– А что, этот Черный… ну… – Морозявкин невольно понизил голос, – он тоже из этих? Ну, из каменщиков?
– Очень сомневаюсь, молодой человек! – аббат мог так называть Вольдемара, который благодаря целебному действию голландского пива выглядел уже не более чем на тридцать с хвостиком лет. – Он над всеми, как Вельзевул. Он дергает за ниточки, а остальные прыгают. Некоторые полагают, что он послан на землю дьяволом… а кое-кто думает, что он и есть сам дьявол!
– Мы прижмем хвост и дьяволу, если нужно! – заявил граф, возможно несколько запальчиво. Впрочем тут сказывался выпитый джин.
– Не судите опрометчиво, друг мой! А что касается интересующего вас предмета, то следы ведут в Пруссию… Нам сообщили, что тетрадь уже там. Так что вам следует поскорее проследовать туда, не жалея лошадиных сил и парусов. Я уверен – там вас ждет успех! – аббат был настроен весьма оптимистично.
– Это хорошо, что у вас есть такая уверенность! – отметил граф сумрачно. – Но как мы найдем там интересующий нас предмет?
– О, в немецких землях, как и повсюду, вас отыщут наши люди! Кроме того за вами незримо последует наш преданный Клаус, как ангел-хранитель (при этих словах шут поклонился). Но будьте осторожны – вас ищут не только верные сыны церкви, но и проклятые богоборцы. Не афишируйте свой визит, и пожалуйста, не устраивайте попоек…
Граф, казалось, оскорбился таким замечанием. Лесистратова поморщилась, а Морозявкин напротив воодушевился:
– Да уж, пора покинуть этот вертеп! Тем более что пива уже не осталось. В путь?
– В путь, только сперва надо расплатиться, – граф был как всегда щепетилен в финансовых вопросах.
Компания вышла из обезьяньего логова, и уже на улице распрощалась. Вернувшись в гостиницу, путники стали обсуждать впечатления от прошедшего дня, и готовиться ко дню грядущему.
– А мне весьма понравился этот шут… Милашка, не правда ли? – кокетливо спросила Лиза у графа.
– Ничего интересного, мадемуазель, – отвечал граф Михайло сухо. – Позер и плут, которых в европах полным-полно… да и при дворе Его императорского величества довольно! Впрочем шуты есть и у нас, не так ли, Вольдемар? – внезапно рассерженный лизиными экзерсисами граф попытался сказать колкость.
– Что до меня, мне по нраву пришелся скорее аббат – колоритная фигура! – ответил Морозявкин, пропустив замечание мимо ушей. – И бьюсь об заклад, перепьет любого… эти святые отцы любители хмельного зелья, недаром монастырские погреба всегда полны.
– Ты бы лучше подумал о том, что нам следует выступать в новый поход… на прусское направление, – заметил граф нравоучительно.
– На Берлин! На Берлин! – завопил Морозявкин, внезапно возбуждаясь. – Я знаю – наши казаки еще проедут по его улицам!
– Вот-вот, и выступать нам уже завтра! Учтите – мы поплывем на корабле, я обо всем договорюсь. Надеюсь вы хорошо переносите качку. Так что пора отойти ко сну.
– Завтра? Я не хочу завтра! Это слишком рано, черт возьми. Я еще не насладился всеми сокровищами и достопримечательностями Амстердама! Я боюсь морской болезни! Ну что это такое, то интриги, то заговоры, просто некогда осмотреть окрестности! – выступил Вольдемар с нотой протеста.
– Ах, сударь, вы непременно хотите добраться до Красных фонарей, ведь так? – вопросила Лесистратова осуждающе.
– Нет, не только, и до курительных тоже… Мы живем один раз, господа! И я хочу насладиться этой жизнью сполна, – Морозявкин кинул взгляд на Лизу и демонстративно отвернулся.
Граф на этот раз решил поддержать приятеля. Он тоже посмотрел на Лизу. Мадемуазель Лесистратова хмыкнула.
– Ну хорошо… Выступаем послезавтра. А завтра – день отдыха! Всем спать, господа. Причем в своих комнатах, не забудьте об этом!
На следующий день приятели разбрелись кто куда, по своим интересам. Граф решил обойти местные музеи, дабы узнать наконец, что же рисовал живописец Рембрандт и ему подобные творцы. Разумеется он и ранее порывался стать ближе к искусству, но все было как-то недосуг. Лизонька пожелала посмотреть многочисленные лавки с прекрасными товарами, которыми были забиты каменные дома на центральных улицах города. А Морозявкин наконец-то дорвался до осуществления своей мечты, терзавшей его вот уже вторые сутки и начал с Красных Фонарей, планируя закончить день в какой-нибудь табакокурильне, когда уже не останется сил ни на что другое.
Надо отметить, что ко времени течения нашего повествования городская структура Амстердама уже вполне сложилась, улицы и каналы города образовали стройный ансамбль, в дальнейшем лишь пополняемый новыми строениями. Лесистратовой не пришлось долго отыскивать нужные лавки – много веков в Амстердаме торговали всем на свете, причем весьма прибыльно.
Хотел ли прохожий приобрести книги или ювелирные изделия, обувь или одежду, мебель или посуду, здесь имелось все. Независимо от толщины кошелька тут можно было обнаружить подходящий товар, от которого ломились прилавки и рынки. А уж с полным кошельком, как это было в случае с Лизой, недурно обделавшей делишки с представительством шведского торгового дома, гулять по торговым улицам и базарам было особенно приятно.
Лесистратова вышла в поход по магазинам с твердым намерением купить разве что пару пустяков вроде перчаток или духов, или может быть какую-нибудь шляпку, и сама не заметила, как количество приобретенных вещей вылезло уже за всякие рамки, а кошель, полный золота, почти опустел. Платья и белье, походные щегольские сапожки, холсты, шкатулки, даже трубки и табак – словом, когда Лиза приказала местному азиату погрузить все накупленное в одну из лодочек, шнырявших туда-сюда по каналам, посудина глубоко просела под тяжестью добычи, а несколько хозяев вышли из дверей лавок и проводили ее отплытие затяжными аплодисментами, переходящими в овации.
Секрет заключался в том, что еще с раннего утра сыщица нанесла визит в Дом Вест-Индской кампании на улице Haarlemmerstraat, неподалеку от площади Дам, той самой компании, что уже успела основать в Америке город Нью-Амстердам, впоследствии более известный как Нью-Йорк. Бог весть о чем она там толковала с местными приказчиками, но только ее, как она называла, «приданое» тогда сильно возросло, а некоторые колониальные товары, вывозимые компанией со всех концов света, стали выбирать более северное направление.