Павел и Авель
Шрифт:
Третий бросок быка был самым буйным и наступательным. От его поступи дрожала земля, он в несколько прыжков оказался рядом и буквально опалил беднягу графа своим горячим и зловонным дыханием. Однако собрав все свое мужество и призвав на помощь Мадонну и святых угодников, как правило никогда не подводивших его в трудную минуту, наш герой изо всех сил вонзил шпагу между ребрами животного.
Граф в ужасе застыл, не понимая еще, удалось ли ему справиться с бешеным животным или сейчас бычок с разворота мотнет головой и подденет противника на крепкий рог. Но чудо свершилось! Издав чудовищный вопль, Торо
Графа вывел из оцепенения рев и свист трибун, который казалось достигнет ушей ангелов небесных, такой начался шум и гвалт. Некоторые зрители даже доставали из-под себя вышитые подушечки, которые подкладывались для удобства восседания, и бросали их на арену. Публика махала белыми платками, и председатель корриды даже расщедрился, вручив графу Г. ухо поверженного быка. Лесистратова проследила за тем, дабы денежный приз также не обошел их стороной, и ловко пересчитала все монетки с портретами короля и гербом, до последнего эскудо. Далее компания, как это и было принято в подобных случаях, отправилась отметить победу в местную таверну.
– А почему только одно ухо, почему нам не выдали оба уха и хвост? – вопрошал Морозявкин, восседая за столом нога на ногу и потрясая графским трофеем. – Мы же герои! Кроме того я слышал, что в Пруссии готовят особое блюдо из бычьих хвостов, а тут бычок свежеубенный, только что собственноручно заваленный!
– Не беспокойтесь, сударь мой, тут и так полно всевозможных вкусностей! – успокоила его мамзель Лесистратова. – не угодно ли вам откушать риса с голубями и грибочками или же лапши с креветками?
– Угодно! Угодно! – Морозявкин поглощал блюда одно за другим, голодный как человек потерпевший кораблекрушение, впрочем в сущности так оно и было.
Граф Г., устало поглощавший свиные копытца, фаршированные утятиной, не вмешивался в разговор. Он конечно чувствовал себя героем, но его неприятно поразил тот, выражаясь испанским языком, «энтузиазмо», с которым спутники подтолкнули, а точнее вытолкнули его на арену под бычьи рога и копыта.
– Герой-то я конечно герой, – сказал он как бы размышляя, – но зачем же было так решительно скидывать меня вниз?
– А что же было нам делать, граф? – вопросила Лизонька. – Положение было почти безвыходным, вы же помните. Зато теперь мы короли!
– Да уж! – Морозявкин заедал горячий шоколадный торт ванильным мороженым и запивал превосходным испанским красным вином. – Не стоит грустить, нужно жить сегодняшним днем… и даже часом!
В это время, как бы в подтверждение его слов, танцовщики в таверне заплясали зажигательное фламенко. Надобно отметить, что час тогда был уже вечерний, так как приключения, как водится, пожирают время моментально. Танцовщицы в длинных платьях махали своими веерами и стучали кастаньетами. Смотреть на сие действо было весьма приятно, особенно под воздействием опьяняющих винных паров. Яркие красные шлейфы вздымались и обвивались вокруг изящных женских ножек, бренчали каблуки, звенели гитары, словом все это снимало уныние прямо как рукой. Вольдемару даже показалось, что одна из цыганок, а может и испанка, так здорово отбивавшая каблуки, как-то особенно на него посмотрела и кажется даже подмигнула.
– Ну вот, черт возьми, я по-прежнему нравлюсь дамам! Эй, сеньорита, дона, как там тебя! Иди к нам! – выкрикнул Вольдемар звонким и ясным, как ему показалось, голосом.
На эти слова плясунья дьявольски захохотала и швырнула ему в лицо подвязку. Морозявкин ловко поймал ее зубами, и даже обнюхал, проявив большую склонность к фетишизму. Однако к крайнему своему удивлению он обнаружил, что эту вещицу следует скорее не нюхать, а читать – к подвязке была привязаны небольшая записочка. В неверном свете колеблющегося пламени свечи склонившимся над ней героям удалось разобрать лишь написанные красными чернилами буквы «Замок Перелада близь монастыря Кармелитов», а более ничего полезного в ней не оказалось. Морозявкин расстроился.
– Ну вот, испортили такой вечер! – повторял он безутешно. – Опять надо сидеть и ломать себе голову, думать… Нет чтобы просто выпить и забыться!
– Ну не стоит так убиваться, ведь мы снова обнаружили ниточку, – утешала его Лесистратова. – Теперь у нас снова есть дело… и смысл жизни!
– Не хочу в монастырь! – продолжал упрямиться Вольдемар, попивая каталонское винцо. – Мы уже были там… что хорошего? Один разврат и порка… Мне надоели плети!
– На этот раз никаких плетей, надеюсь, и говорят что там прекрасные винные погреба! – вмешался в беседу задремавший было граф Г.
– Это не так уж плохо… – протянул Морозявкин. – Но однако же выходит, что и эта танцовщица нам кем-то подослана? И я не самый привлекательный кавалер для испанских дам?
– Ах что вы, сударь, вы так хороши… Я даже слышала, как местные красотки называли вас «мой сладкий котик», – соврала Лиза не моргнув глазом. – Сегодня пьем, а завтра в бой!
И наши герои продолжили веселиться так, будто это был последний вечер в их жизни. Граф и Лизавета просто наслаждались покоем, а Вольдемар умудрился таки поднять свою самооценку, добившись особого внимания от немолодой но очень привлекательной испанки, причем совершенно бесплатно.
Переночевав на постоялом дворе при таверне, неугомонная троица решила отправиться в замок, заботливо указанный неизвестными доброжелателями, а может быть зложелателями, этого они еще пока не знали. Однако сперва надо было экипироваться. В те годы влияние французской моды здесь весьма усилилось, и испанское платье стало походить на обычное европейское. Испания из изолированной от всех страны все более пропитывалась духом Просвещения, но тем не менее даже дворянки часто следовали народному стилю в одежде, одеваясь как «махи», чьи песни и пляски под гитару были весьма притягательны, в пику офранцуживанию нации.
Разумеется мамзель Лесистратова не удержалась и приобрела себе наряд махи, длинное белое платье. Талию в нем обвивал широченный алый пояс, декольте к сожалению отсутствовало, зато грудь украшал красный бант. Лизонька пожалела о невозможности завести себе белую собачку, которая очень пошла бы к сему наряду, кроме того это было так модно, но не волочь же бедняжку повсюду с собой в почти что кругосветный вояж. К тому же она обзавелась парижским платьем в античном стиле, к счастью позволявшим показать грудь в рамках приличия, и еще целой кучей нарядов, платков и шалей, туфель, белья и духов, так что перетаскивать баулы снова стало нелегко.