Павел и Авель
Шрифт:
– Иди ко мне и возьми меня! – приказала настоятельница графу. – А ты, ты возьмешь его! – велела она Морозявкину в тот момент когда граф с удовольствием принялся выполнять ее поручение.
– О нет! Нет! Так нельзя! Я не хочу! Он не в моем вкусе, сеньорины! Уйди, противный! – в миг граф Г., не успев насладиться настоятельницей как следует и сделав лишь несколько движений, потерял все свое мужество, и попытался увернуться от рук и фаллоса месье Вольдемара, но наставница крепко вцепилась в его бедра, а монахини – в длани, лишая свободы передвижения.
– Бери его, овладей его темной пещерой, воткни в нее свой меч, иначе засеку и залюблю насмерть! – услышав эти слова, заколебавшийся было Морозявкин осознал их страшный смысл, так как уже поднаторел в итальянском.
Он, закрыв глаза, дабы не видеть собственного предательства, двинулся к аппетитной части тела графа на ощупь. И неизвестно чем бы все это кончилось, если бы за стенами монастыря не послышалась внезапно ружейная пальба и пушечная канонада.
Дело в том, что уже наступил прекрасный месяц май. И как раз с его наступлением Наполеон Бонапарт не нашел ничего лучше, как объявить Венеции войну. Последний дож тут же созвал Большой совет, который принял мужественное решение – сдаться на милость победителя немедля. Так пала великая республика Сан-Марко, и дож Людовико Манин отрекся, и даже, как свидетельствует госпожа История, наконец-то выкинул чепец, который всегда одевал под корону, сообщив слуге, что он ему не потребен более.
Войско Наполеона триумфально заняло Венецию. Ей предстояло разграбление, также как и здешним церквям с монастырями, а львам площади Сан-Марко – гибель, равно как и мастерским муранских стеклодувов, и «Золотой книге», которой было уготовано публичное сожжение. Далматинские солдаты прошивали воздух выстрелами, оставляя городские стены – именно эти выстрелы спасли невинность графа Г., если можно так выразиться, и позволили ему остаться друзьями с Морозявкиным. Монахини в ужасе разбежались от пальбы, что помогло путешественникам наконец одеться, тайком выбраться из опустевшего монастыря и продолжить свой путь, причем Лиза, граф Г. и Вольдемар поклялись друг другу никогда не вспоминать об этой ужасной истории, столь тяжко отразившейся на их нравственности.
Глава 16. Под безоблачным небом Испании
Неудивительно, что охота далее оставаться на земле Италии, которая кстати говоря тогда еще и не собиралась становиться единой, пропала у путешественников напрочь, и вместо запланированного Рима мамзель Лесистратова наряду с прочими членами, то есть участниками кампании, изъявила желание поскорее оказаться на испанской территории. Спешно сев в порту Голубой лагуны на подходящий корабль, путешественники оставили далеко позади захваченную французскими войсками Венецию и взяли курс на Барселону.
Надо отметить, что Мадрид воспринял известие о французской революции без всякого энтузиазма, и ветрам, подувшим оттуда, постарались поставить прочный заслон. Тем не менее Испания хоть и сочувствовала свергнутым Бурбонам, но заключила с наполеоновской Францией договор, по которому должна была отчаянно сражаться с англичанами.
Тем временем парусник, на который посчастливилось попасть нашим морским и сухопутным волкам, сделанный по мотивам традиционного венецианского нефа, весело обогнул пиренейский полуостров и плыл мимо Сицилии, Сардинии и Корсики прямо к Барселоне. Ветер раздувал белоснежные паруса, Морозявкин философствовал, развалившись на палубе под бизань-мачтой, и куря трубку с крепким голландским корабельным табачком.
– Ну вот, прощай, Венеция, здравствуй, Пиренейское море! Я нахожу, дамы и господа, что нам очень повезло, мы выбрались из передряги с минимальными потерями. Это все же гораздо приятнее, чем нюхать отравленный дым или месить сапогами грязь. По крайней мере будет о чем вспомнить, рассказать внукам… – обращался он к своей немногочисленной аудитории.
– Мы же договорились – не вспоминать! – резко оборвал его граф Г., удержавшись от того, чтобы не запустить в приятеля ботфортом, стоявшим рядом на просушке.
– Вы, Морозявкин, форменная свинья. Еще раз вы позволите себе гнусное упоминание о произошедшем конфузе, то я вынуждена буду отказаться далее следовать с вами на одном торговом судне. И поверьте, я найду способ, как вас с него удалить, – выпалив эту тираду Лиза покраснела и потупившись глянула на графа.
Она весьма сожалела о том, что ей не удалось преподнести себя графу Г. как великий дар с последующими удовольствиями и выгодами. А еще ей было по-женски стыдно за все, что довелось увидеть и узнать ее спутникам.
Целомудренный граф удивленно посмотрел на Лизу, затем перевел посуровевший взгляд на заболтавшегося Вольдемара, однако для безопасности дальнейшего путешествия решил переменить тему беседы.
– Надеюсь, господа, что нам вскоре предстоит понюхать иной дым – например пороховой, для разнообразия, и он смоет все следы недавнего позора! Военная баталия – вот чего нам так не хватает!
Морозявкин, до этого насмешливо улыбавшийся краем рта, вдруг навострил ухо, отставил трубку, стряхнул с лица широкополую шляпу и вскочив на ноги стал напряженно всматриваться в горизонт.
– И это произойдет скорее чем ты думаешь! Пираты!
– О боже мой милостивый, какие же пираты в конце XVIII столетия от рождества Христова? Ври да не завирайся! – произнес граф Г. наставительно, а Лиза, подобно женской фигуре на бушприте, поднявшись на цыпочки тоже стала сверлить глазами морскую гладь.
– А известно ли вам, судари мои, что здесь шалят алжирские морские разбойники, да так что дань им платят и португальцы, и датчане, и шведы, и Сицилия с Сардинией? И даже российскому флоту приходилось с ними сражаться? – вопросил Морозявкин мрачно. – Я все это вычитал в старых монастырских газетках. Видишь ту черную галеру? Ручаюсь, нас возьмут на абордаж скорее чем я успею трубку докурить.
Правоту друга Вольдемара подтвердила начавшаяся на корабле внезапная суматоха. Впередсмотрящий орал что-то сверху итальянским матом, матросы спешно вооружались. Обычно на такого рода кораблях оружия держали столько, что хватало на всех. Как правило торговые суда совершая плаванье в здешних водах старались держаться вместе, дабы оказать достойный отпор нападавшим, но сейчас помочь одинокому купцу было решительно некому.
Крики «карамба!», а также «свистать все наверх!» переполошили всех еще больше. Капитан бегал по палубе, размахивая обнаженной саблей и подгоняя матросов, судно спешно разворачивало дополнительные прямые паруса и отчаянно маневрировало, пытаясь поймать ими слабенький ветерок. Но все усилия были тщетны, корсары резво рвались на абордаж, и вялое тявканье корабельных пушечек не могло их сдержать. Пираты десятками скатывались с выпуклых бортов в море, но тем не менее как горох сыпались на узкую палубу, абордажные крючья прошивали обшивку насквозь, паруса были разорваны ядрами в клочья. Пороховой дым застилал воздух, и в полчаса дело было кончено.