Павел и Авель
Шрифт:
– Лучше не думать об этом! Мой гнев страшен, – произнес Черный барон, а это был разумеется он, мрачно. – И не рассчитывайте на ваших спутников, они все равно не смогут вам помочь.
Лесистратова поискала глазами в кружащейся танцующей толпе графа Г. и Морозявкина, но и впрямь они были далеко, танцуя с какими-то красотками и не думая более ни о чем. Вольдемар рассказывал жгучей черноокой сеньорите о своей охоте на медведей в России, и о том как однажды он голыми рукам и ножиком для чинки перьев уложил троих матерых зверюг, а граф повествовал о двух своих роскошных дворцах в Москве и Петербурге и о сказочном имении, в котором он имел честь и наслаждение жить райской жизнью.
– Лучше представьте себе сударыня, от чего вы отказываетесь! Это вечная молодость! Я могу не только состарить человека, но и омолодить его, и заставить всегда выглядеть на столько лет, на сколько он сам захочет! В кого вы превратитесь лет через двадцать – особенно в холодной и мрачной России, где женщины моментально обращаются в сгорбленных годами старух? А я способен сохранить вас юной и прекрасной навечно! – барон в этот момент очень походил на Сатану.
– Не может быть! – Лиза охнула, в ее сердце неумолимо начал разгораться пламень желания, нет, просто жажда, неутолимая жажда вечной юности.
– Посмотрите на мое лицо – ни одной морщины! – барон на секунду снял маску, дабы Лиза удостоверилась в его словах, его лицо, и вправду без морщин, напоминало морду хищной птицы. – А седина – это просто краска.
Несколько секунд Лесистратова размышляла. Предложение черного барона было необычайно заманчиво, но для того чтобы его принять, нужно было пожертвовать очень многим, и прежде всего душевным спокойствием, на что она пойти никак не могла, даже ради такого прекрасного в своей негативной ауре кавалера. Необъяснима все же дамская логика. Ну как казалось бы можно променять вечное цветение молодости на эфемерный душевный покой. И все же…
– И все же, сударь, я говорю вам – нет! Нет и нет! – Лиза нагнула голову, ожидая что после этих слов в нее непременно ударит молния.
– Несчастная, противиться мне? Ну что ж… Схватить ее! Заточить! Не выпускать! Вы узнаете, сударыня, всю силу моего гнева! – барон, несостоявшийся лизонькин мессир, хлопнул в ладоши и неведомо откуда появившиеся стражники уволокли ее прочь.
Краем глаза Лесистратова заметила, как на помощь к ней пытались пробиться граф Г., отчаянно рубившийся со стражей, и даже кажется кого-то заколовший, и Морозявкин, размахивавший руками и вопивший как оглашенный, но ничто не помогло. Дворец дожей был соединен с темницей посредством моста вздохов, который назывался так потому, что именно по нему проводили заключенных в тюрьму. Сей мрачный мост с крытой галереей зловеще нависал над каналом Рио ди Палаццо. Несчастные родственники осужденного бросали на него последний взгляд через зарешеченное окошечко и испускали последний вздох – оправдательных приговоров выносить тогда было не принято.
Вскоре с местным правосудием ознакомилась и Лесистратова, скоротавшая ночь в тюремной камере. Комедия суда, в которой ей довелось поучаствовать, была весьма похожа на те самые «Комедии дель арте», которые разыгрывались в местных театрах. Казалось, что это те же актеры, которые просто сменили костюмы и грим.
Наследники суда инквизиции, или «Совета десяти», моментально постановили, что сеньорита Лесистратова виновна во всех смертных грехах и достойна самого сурового наказания. Негодяй барон тут же клятвенно засвидетельствовал, что самолично видел как распущенная Лесистратова не только соблазняла всех несчастных, имевших неосторожность оказаться возле ее юбки, но и носила маску как во время Карнавала, так и до него, за что согласно декрету «Совета десяти» полагалось суровое наказание – публичная порка на площади Сан-Марко и изгнание на четыре года с территории Венецианской Республики. Однако барон, пожевав сухими губами, рекомендовал не прибегать к столь тяжкой каре, которую следовало заменить только ссылкой.
– Сеньора, в наказание за вашу развращенность и распущенность вы приговариваетесь к заточению… Куда вы хотите чтобы вас сослали – в публичный дом или же в монастырь? – поинтересовался инквизитор с любопытством.
Несколько секунд Лесистратова колебалась, ее мысль отчаянно металась между двумя этими ипостасями. Наконец, как ей ни хотелось пожить свободно и развязно, не прислушиваясь к занудливым велениям долга, она все же выдавила из себя:
– В монастырь!
– Быть по сему! – подвел итог судья.
Морозявкин и граф Г., тогда с большим трудом выбравшиеся из рук местной стражи, проводили влекомую тюремщиками мимо зарешеченных окошек Лизу печальным взглядом и не менее печальным вздохом, как и предписывалось многовековой традицией, а она послала им на прощание воздушный поцелуй.
Дабы спасти товарку из цепких лап местного правосудия следовало держать военный совет. Этим Вольдемар с графом и занялись в кафе «Флориан», в котором бывали все венецианские знаменитости. Откушав ризотто с телятиной, поленту из кукурузы и вкуснейшую печень по-венециански с луком и анчоусами, дабы привести в должный порядок мысли и успокоить нервическую систему, приятели принялись обсуждать, как бы вызволить несчастную из узилища.
– Ты вызнал, куда ее уволокли? – поинтересовался Морозявкин сумрачно, умяв две тарелки рыбного супа «Zuppa di pesce» кряду и приступив к весьма распространенной в Венеции «Pasta e fagoli», состряпанной из макарон и фасоли.
– Да, в монашескую обитель. В женский монастырь Санта-Мария-дельи-Анджели, сырое и мрачное узилище, как сказывают аборигены.
– Представляю, как страдает там наша бедняжка! Сплошное воздержание, посты и молитвы, – пробормотал Морозявкин, потянувшись за очередной бутылью, оплетенной итальянской соломой. – А ты был у русского посланника?
– С этой тупой скотиной я говорил три раза, – злобно пробормотал граф Г. – Даже хотел вызвать его на дуэль. Но он зол на то что Лизонька обратилась к французскому королю в изгнании через его голову, мол это лишь посольская прерогатива. Помогать наотрез отказался, дескать не его дело и все. Посоветовал рассчитывать на дружескую поддержку. Я даже хотел вызвать его на дуэль, ну а потом просто двинул в зубы.
– А он что? – с интересом спросил Морозявкин.
– Неважно, – поморщился граф и почему-то потер скулу. – Важно лишь что нам делать теперь?
– Предоставь это мне, дружок! Я ее вытащу, нашу птичку! – после вина друг Вольдемар весьма раздухарился, как это обычно и случалось.
– Ты? – граф Г. казалось не был вполне уверен в способностях приятеля. – Но каким путем, скажи на милость?
Морозявкин нагнулся к графскому уху и что-то горячо зашептал…
Глава 15. Монастырь по-венециански
Тем временем жизнь в обители Convento di Santa Maria degli Angeli текла своим чередом. Однако же там процветали не только посты и молитвы, как по неопытности предположил Морозявкин. Европейские монастыри, как про то доподлинно вызнали путешественники из России, начиная еще с царя Петра I, служили местом заточения надоевших жен, светских львиц, пытавшихся снова стать добродетельными, и непристроенных дочек. Их «приданое» было весьма полезно монастырской казне. В монастыри удалялись также и вышедшие в тираж венецианские дожи, подобно Пьетро I или Витале Кандиано.