Павел и Авель
Шрифт:
– О, дисциплина – это свято! Я почтительно умолкаю… – Морозявкин переключил свое внимание над чаек, парящих над лагуной и пытающихся поймать там рыбку. Прищурив один глаз, он ловко швырнул камень – и попал. Чайка с криком волоча подбитое крыло уковыляла по песку прочь.
– Ну вот, не дали ей съесть добычу… Кстати о дарах моря – тут, господа, знаете ли, отменный рыбный базар… Не сходить ли нам? – поинтересовалась Лесистратова как бы вскользь.
– Разумеется, мадемуазель! Каждому ведь хочется и рыбку съесть, и винца… и повеселиться! – докончил Вольдемар, вовремя заметив недоброе выражение лица Лизы.
Рыбный базар в Венеции уже в те годы привлекал всеобщее внимание. Там было на что посмотреть, например на морских окуней, чьи головы были выставлены напоказ, они лежали беззвучно шевеля оранжевыми губами, вызывая любопытство прохожих, имелся и жуткий морской черт, который казалось и на прилавке продолжал гнаться за мелкими рыбешками, своей обычной добычей. Удивительные марлины задирали вверх похожие на мечи пасти.
Камбалу укладывали веером, крупную рыбу – на льду, отдельно, морские угри метали свои кольца на лотках торговцев. Роскошные, темно-красные на срезах туши тунцов, лениво развалившиеся осьминоги, все манило покупателя, стреловидные каракатицы были переложены ракушками и листьями салата для вящего возбуждения аппетита. Крабы, омары, лангусты, разноцветные овощи – от всего этого у путников буквально рябило в глазах.
– Ах, какую бы нам поймать тут рыбку? – пропела Лиза плотоядно. – Ловись большая и маленькая…
– Да зачем ловить, и покупать не надо – зайдем в любую харчевню, и устроим себе рыбный обед! – Морозявкин не любил хлопотать с припасами, предпочитая потреблять уже готовую провизию.
– А можем купить толику рыбешки, и нам приготовят ее тут же в таверне около базара! – Граф же предпочитал есть пищу пока горячо. – Так поступают во всех приморских городах…
В это время их внимание привлек ловкий торговец, который мигом выложил перед ними огромную рыбину, похожую на лосося, ярко переливавшуюся серебристой чешуей.
– Сеньора, прекрасная сеньора, бонджорно, купите ее – она специально вас ждала! Один момент – и вам ее приготовят, вот в той таверне, прямо на очаге! Не проходите мимо!
Рыба и впрямь была настолько хороша, что не приобрести ее было невозможно. Несколько томительных мгновений – и вот уже она была освобождена от чешуи, разделана, выпотрошена и изжарена на углях. Аромат разносился по всей улице, граф и Лизонька, а также конечно и примкнувший к ним Морозявкин уже успели вкусить по хрустящему куску, запивая тягучим кьянти, как вдруг повар поставил перед ними еще одну тарелку.
– Сеньоры, это так удивительно – мой поваренок, роясь в кишках этой рыбешки, обнаружил там записку! Как она не переварилась, это просто чудо! О мадонна! И поскольку рыба ваша, то и записку, мы решили, надлежит вручить вам. – Наши путники настолько уже привыкли к чудесам, которые как правило не давали им всецело насладиться вкуснейшим обедом или романтическим ужином, что даже особо и не удивились странной находке поваренка.
– Я полагаю, что как раз мадонна здесь не при чем, – задумчиво сказал граф Г., глядя на окровавленный кусок бумаги с письменами на нем. – Скорее это опять…
– Да, печать на ней черная! Постойте, тут какой-то план… Или чертеж… надо рассмотреть получше… – спешно выхватила записку Лиза, другой рукой стараясь срочно обтереть рыбий жир, стекавший с губ.
Они принялись вертеть бумагу и так и этак, и по всему выходило, что спокойная жизнь кончилась – вновь надо было куда-то плыть, что-то искать и вообще действовать. К счастью на этот раз путь был хоть и не слишком велик, но весьма запутан – следовало долго вертеться среди венецианских каналов, дабы найти истину. Кроме того немедленно и в полный рост стал привычный уже вопрос – а не ловушка ли это?
– Вам не кажется, господа, что наши приключения становятся на редкость однообразными? – поинтересовался граф Г., допив очередной стакан кьянти до конца. – Нас все время заманивают в какие-то погреба, травят каким-то дымом… хорошо если сия рыба не отравлена… этот барон совершенно лишен фантазии! – Как ни странно, это сентенция графа ничуть не испортила путникам аппетит – все же рыба была слишком вкусна!
– А зачем мы туда лезем? Что нам дома-то не сидится? – Морозявкин обглодал последний кусок «волшебной» рыбы, и теперь наслаждался ощущениями в желудке. – Нет что бы отдыхать вот как мы сейчас и никуда не соваться… А то раз – и ты на пустынной дороге, вокруг только пыль или там грязь, или и вовсе снег, жизнь твоя подобна утлому челну на воле волн, сейчас он есть, а через миг – пропал, скрылся с глаз… – Вольдемар, оставшись в суматохе эпикурейского насыщения незамеченным, опорожнял уже вторую бутыль «кисленького».
– Эк как тебя развезло, дружок! А где же твоя тяга к приключениям? Даже если это ловушка – а скорее всего это так, я не верю в мифических «друзей», все равно надо плыть и надеяться на удачу! – резюмировал суровый граф.
Так они и поступили. Каналы Амстердама, воспоминания о которых еще не выветрились из голов наших странников, были прекрасны, но венецианские разумеется превосходили все виденное ранее. А поскольку красавица Венеция возникла на сотне островков, которые связывались этими каналами в единое целое, плыть по ним на гондоле было особенно приятно.
Гондолы здесь появились еще во время правления первого дожа, много веков назад, а гондольеры, коих в XVIII веке насчитывалось уже несколько тысяч, оставались симпатичными юношами-брюнетами, одетыми как полагалось в белые рубашки, штаны и жилеты в обтяжку, с пестрыми шейными платками и шапочками на головах по случаю все еще не вполне весенней погоды. Один такой паренек, ловко орудуя единственным веслом, направлял изящную лодочку по волнам и улыбался Лизе белоснежной улыбкой, что ей весьма понравилось, но графу Г. с Морозявкиным пришлось вовсе не по вкусу. Хотя казалось бы, они были всего лишь коллегами…
Лесистратова постоянно сверялась со схемой, бегло нарисованной на бумажке, и с карманным атласом Венеции, который представлял из себя батистовый платок с написанными старой тушью письменами и рисунками, пытаясь сообразить по каким каналам они доберутся до цели, обозначенной черным крестом. Что их там ждало – бог весть, но служебный долг и тем паче любопытство, сгубившее не одну кошку, заставляло ее не отступать и не сдаваться.
По бокам каналов тянулись узкие «фондамента» – набережные, с домами на многослойном фундаменте, который позволял «цепляться» за илистое и зыбкое дно лагуны. Через гладь каналов были перекинуты высокие мостики, не мешавшие проплывать судам, и можно было любоваться соборами и дворцами, традиционно обращенными парадными фасадами к воде.