Павел и Авель
Шрифт:
Зайдя довольно далеко, Морозявкин оглянулся и сообразил, что кажется попал на кладбище. Уже начало темнеть, и несмотря на раннюю весну, в воздухе стало по-зимнему холодно и промозгло.
– Черт бы подрал эту весну во Франции, – пробормотал он сквозь клацающие от холода зубы. – Море не близко, а влага проедает до костей. Граф Михайло с Лизкой небось давно уже в теплых постелях, а может и в одной… а я? Сейчас бы согреться…
Вдруг ему показалось, что из-за закрытых ставен блеснул огонек. Это был притон, причем самый настоящий, и тут вовсю шла игра в карты, которой так жаждало его сердце. Морозявкин подошел поближе, и слегка толкнул покосившуюся дверь, оказавшуюся к его удивлению незапертой. Немного промешкав, он вошел внутрь, оглядев собравшуюся компанию. Там был в наличии рослый монах, явный любитель выпить, в рясе и с лиловым носом. Имелся и человек с длинными черными кудрями, похожий на поэта, с нервной жестикуляцией. На остальных присутствовавших лежала либо печать порока, либо клеймо глупости, а впрочем в царившем полумраке было трудно разобрать.
Морозявкин не успел сделать от двери и трех шагов, как его заметили. Моментально один из игроков вскочил на ноги и приставил к его горлу нож.
– Смотрите, что за птичка залетела в наши сети! Это наверняка шпион! Прирежь его! – завопил кто-то из сборища, кого Морозявкин заметил не сразу.
– Господа… я… вы… может быть я присоединюсь к вашему обществу? – пролепетал он онемевшим вдруг языком. – Я лишь хотел сыграть с вами по маленькой…
Эти слова и незнакомый акцент как будто несколько отрезвили играющих. Компания переглянулась.
– Иностранец? Да нет, приятель, это не шпик. Оставь его. Пусть проиграет то что у него есть, мы не против.
– Эй ты! У тебя есть деньги? – осведомился монах, грея руки над камином.
– Да, месье! – Морозявкин, разобрав знакомое слово, быстро понял, чего от него хотят, радостно закивал и присел рядом с игроками.
– Тогда ставь! И не болтай о том что тут видел, иначе твой труп закопают тут же, в безымянной могиле, – пригрозил для порядку уже остывший месье с ножом.
Морозявкин поставил – и сразу проиграл. Затем игра пошла с переменным успехом, винные бутылки пустели, огонь пожирал все новые поленья. Поэт сочинял балладу, мучаясь с рифмами, жизнь мошенников проходила своим чередом, как вдруг случай внес в нее некоторое разнообразие.
Проиграв почти все что у него было, месье Вольдемар решил наконец остановиться, за неимением лучшей перспективы. Он присел в углу, но хотя и вполне согрелся и даже хлебнул еще немного вина, боялся выйти на улицу – там уже вступила в свои права ночь, и как ни удивительно поднялась настоящая метель, прямо как поздней осенью.
Тем временем за столом игра продолжалась, как обычно один проиграл, а другой выиграл, но проигравший не пожелал с этим мириться. Помрачнев лицом, он выхватил нож, и одним ударом в сердце прикончил своего зазевавшегося соперника, который видно уже праздновал победу. На секунду все замерло, как в последнем акте театральной комедии. Затем присутствующие повскакали с мест, один захохотал, другой, заметил что дело пахнет виселицей для всех, третий ловко разложил деньги из кошелька покойного на равные доли, которые бродяги тут же поделили между собой.
Но это Морозявкин запомнил плохо, ибо замер пораженный ужасом. Тем временем мошенники уже бросились вон из комнаты, несколько раз толкнув новоявленного месье, и посоветовав ему также убираться поскорее. Тот и готов был бы сделать это, но ноги почему-то не слушались. Однако покойник, который при жизни был лысым и с рыжими кудряшками, да и после смерти не похорошел, внушал ему такой ужас, что он решил все же преодолеть свою слабость и побыстрее убраться прочь.
Выйдя на улицу, Морозявкин, опасаясь стражи и погони, которая после несчастного случая в Гамбурге мерещилась ему повсюду, шел дальними дорогами, и завидя патруль, тут же сворачивал в сторону. Он понимал, что так вряд ли доберется до берега Сены, где он расстался с графом Г, но страх был силен. Пересекая какой-то двор, он неожиданно увидел тело мертвой женщины. Оно лежало, прямое как стрела, как будто указывая дорогу. Вольдемар решил, что ее возможно тоже ограбили, впрочем судя по лицу, румянам и ярко накрашенным волосам, женщина была из тех, что французы называли путанами, то есть шлюхами. Подумав об ограблении, он машинально нащупал свой кошелек, то есть хотел это сделать – и тут же отдернул руку. Кошелек исчез. Видимо кто-то из ночных бродяг, толкнув Морозявкина, позаимствовал остатки монет на память.
Вольдемар слишком хорошо знал, что значит оказаться в большом чужом городе без гроша в кармане. Он был вовсе не уверен, что быстро найдет графа Г. и Лизу, так как в расстройстве чувств забыл назначить им место свидания, а столичный Париж, в отличие от маленьких портовых городов, был не тем поселением, где все заезжие гости сталкиваются на центральной площади. Поразмыслив немного, Морозявкин направил свои стопы к большому дому, на который указывал труп несчастной. Это здание без сомнения принадлежало какому-нибудь вельможе, и он решил смиренно попросить о ночлеге, надеясь что хозяин не выгонит его взашей. Он подошел к двери и постучал.
– Поздно вы стучите, месье! – ответил ему старик, открывший тяжелую дверь, звеня засовами.
Морозявкин на всякий случай низко поклонился, входя в дом по движению руки хозяина. Тот выглядел весьма представительным вельможей, в темном роскошном одеянии, и Вольдемар удивился этому, так как думал что все французские дворяне после Революции кончили свою жизнь на гильотине или бежали в эмиграцию. Его также удивило, что он никак не мог толком рассмотреть лицо хозяина, свет факелов, зажженных в прихожей, все время бросал на него тень.
– Признаюсь, я вас заждался, – произнес таинственный старик по-французски, но с каким-то странным акцентом.
– Прошу прощения, месье, но как это возможно? Я случайно только что решил зайти в этот дом, и воспользоваться вашим гостеприимством… Разрешите представиться – Вольдемар Морозявкин, студент… – Морозявкин снял шляпу, и низко махнул ею, подметая пол перьями, которых правда не было.
– Не трудитесь, я и сам знаю, кто вы. Вы бродяга и вечный студент, не так ли? – старик бросил на Морозявкина презрительный взгляд.
– Не судите по внешнему виду, мессир! – ответил Вольдемар, несколько обиженный таким приемом. – Да, я брожу по свету, иногда с друзьями, иногда один, но всегда сам вершу свою судьбу! Кстати, как мне к вам обращаться?
– Можешь называть меня «господин барон», – ответил старец величественно. – Проходи и садись за стол.
Морозявкин вошел в большую, богато обставленную залу. Серебряные кубки на столе сияли ярким светом. Старик налил ему вина, ломти хлеба и мяса также не показались лишними.
– Да, я не барон, в отличие от вас, но тоже по-своему благороден! – Морозявкина понесло, он сам не знал, почему. Действие старого хмеля давно прошло, а новый еще не успел ударить в голову.
– И в чем же заключено твое благородство? – поинтересовался собеседник насмешливо.
– Да хотя бы в том… Хотя бы в том, что я сижу здесь и даже не думаю, как вас ограбить, а ведь мог бы! Поглядите – слуг нет, вы сами прислуживаете мне, а ведь вы всего лишь немощный старик! Мигом убил бы и унес все ваши кубки! Или я тварь дрожащая?! – произнес Вольдемар горячо, жалея что под рукой нет подходящего топора из княжеской кухмистерской.