Павел и Авель
Шрифт:
Лесистратова же все время возилась с атласом, секретными записками, почтовыми голубями, а также огромным количеством скарба, который она успела накупить и свертками с монетами, что сумела накопить за время путешествия. Она неустанно перепрятывала деньги и разбирала платья, количество которых напугало бы любого мужчину, однако Лиза вознамерилась еще более разнообразить свой гардероб в Париже.
– Признаюсь, мне чертовски надоел холодный германский климат! – философствовал скучающий Морозявкин. – Я жажду весны и парижских запахов! Я вполне созрел для этого и физически и морально!
– Ну насчет твоего морального созревания я не сомневаюсь, – отвечал ему граф весьма серьезно. – А вот в смысле физического… Ведь там, дружок мой, обширнейшее поле для деятельности!
На это Вольдемар ответил ему, что трудностей решительно не боится, и вполне к ним привык. Лиза представила что будет с несчастным Парижем, если туда ворвется Морозявкин, и вздохнула. На самом деле еще на корабле наш повеса начал борьбу со всевозможными трудностями, путем соблазнения прислуги путешествующей торговой аристократии, в чем к немалому удивлению товарищей весьма преуспел.
Граф Г. сложил и спрятал суставчатую подзорную трубу, через которую обозревал окрестности – на горизонте под пронзительные крики впередстмотрящего появились очертания береговой линии Гавра.
Глава 13. Ночлег Вольдемара Морозявкина
Морской порт Гавр уже тогда был очень важным с транспортной точки зрения Само слово Havre означало «гавань», этот город на реке Сене, основанный королем Франциском I в начале XVI века, был морскими воротами севера Франции. Количество кораблей, швартовавшихся там, было огромно. В отличие от обычных провинциальных городков Северной Нормандии, здесь все время кипела жизнь.
Однако наши путники не смогли как следует полюбоваться ни аббатством Гравиль-Сен-Онорен, ни церковью Нотр-Дам, ни резиденцией епископа Гавра, практически ровесницей самого города. Они были полны решимости найти пропавшее сокровище и воротить его на законное место, в Гатчинский дворец, в охраняемый ларец. Правда вновь не представлялось вполне ясным, каким же путем это осуществить – покойный аббат уже очевидно не мог помочь в поисках, хотя конечно и сумел указать даже после своей ужасной смерти общее направление. Оставалось только надеяться, что их противник, Черный барон, играя с ними как кошка с мышкой, заиграется и выдаст тайну.
Так как на территории Франции в то время правила буржуазная Директория, мечте Лесистратовой, с детства желавшей танцевать на балу с принцем или же королем, желательно французским, не суждено было сбыться – Людовик XVI был казнен за несколько лет до описываемых событий, а последний король Франции, Луи XVIII, удачно сбежавший от восставшего народа, жил в эмиграции за пределами страны.
В это время Морозявкин, глядевший по сторонам, вращая головой как сорока, радостно завопил:
– Эге-гей! Да это же старушка Сена! Я узнаю ее!
– Как ты можешь ее узнать, ежели никогда не видел ранее? – недовольно осведомился граф Г., не любивший громких воплей.
– А вот и нет, видал! Я забирался так глубоко, как тебе с Сашкой и не снилось. Да для меня что юг Франции, что север, скажу без утайки, как родные! – внезапно похвастался осмелевший Вольдемар.
– Господа, – прервала перепалку Лизавета, – прежде чем пускаться в воспоминания, нам следует найти кратчайший путь в Париж… там мы отыщем ключ к тайне, я надеюсь…
– Так в чем же загвоздка? Мы пустимся вплавь по реке. К счастью лед уже почти сошел… глядишь скоро и птички запоют! – поддержал даму маниакльно довольный Морозявкин.
– Ну что ж… идея неплоха. Вперед, на Париж! – подключился к веселому настроению и граф.
Еще скандинавы, любившие развлечься грабежом старинных замков, доходили по Сене, с ее древним названием – Секвана, что означало «Священная», до самого Парижа. Суровые викинги поджигали монастырские обители, желая повеселиться как следует, раз уж выпала такая возможность. Речной мир во все времена был своим, особым миром, в котором происходили всевозможные события. Проплыв широкую бухту Сены в форме большой воронки, корабли попадали в речное течение, близь Гавра конечно имели значение и морские приливы. Они вздымали суда на многометровую высоту, однако в окрестностях Парижа могли продвигаться лишь кораблики с небольшой осадкой. Поэтому путникам, пройдя суровые формальности пограничных офицеров, с недоумением оглядевших их паспорта, пришлось выбрать скромный одномачтовый бот под названием «Фортуна», на котором они и пустились в путь.
Хозяин «Фортуны», мрачный но весьма колоритный, торговец рыбой, пряностями, тканью, да всем на свете, отличался не только густой черной бородой, но и крайней подозрительностью и скупостью, впрочем как многие уроженцы Бретони, выделявшиеся этими качествами даже среди таких скупердяев как французы. За обедом вина он наливал на два пальца, и не гнушался отлить обратно, если ему казалось, что он слишком щедр. Пассажиры казались ему сборищем воров, и несмотря на то что кошель с половинной платой перекочевал в его карман с самого начала, он не терял бдительности ни на секунду. Лесистратова очень боялась, что он в конце концов посчитает ее вещи за свои, тем более что ее перевозки также приобретали уже ярмарочный размах.
Так в мелких дорожных хлопотах они проплыли до Руана. Здесь морские суда окончательно сменялись речными, а русло реки начинало извиваться как удав в джунглях. Рыбацкие деревушки по речным берегам основали еще племена кельтов-паризеев, собственно отсюда и пошло название «Париж». Неудивительно что сердце парижан навсегда было отдано этой реке, если конечно так можно выразиться. Собственно и граф Г. с сопровождавшими его персонами в лице все тех же Морозявкина и мамзель Лесистратовой также поддался этому очарованию.
Сделав краткую остановку в Руане, путники имели возможность не только передохнуть но и ознакомиться с его достопримечательностями. Лиза даже совершила увлекательный променад по ботаническому саду, основанному вот уже сто лет тому назад месье Луи де Карелем. В начале сороковых годов XVIII века сад, переходивший из рук в руки, распахнул ворота для широкой публики, и Лесистратова с удовольствием полюбовалась его многочисленными фуксиями, ирисами и розами.
Граф Г. забрел невзначай в Руанский собор, где сполна насладился стилем высокой готики, поглазев и на уникальный витраж цвета «шартрский голубой», и на Масляную башню, которую воздвигли в XVI веке на пожертвования, что маслолюбивые горожане, не желавшие отказываться от употребления лакомого масла и в великий пост, делали священникам, по шесть турских денье каждому.