Павильон Дружбы
Шрифт:
— «Предъявитель сего есть редкое животное породы павиан, являющееся собственностью Парижского зоологического сада. При поимке оного надлежит принять неотложные меры по доставлению упомянутого животного в адрес: Париж, Рю де ля Пэ, четырнадцать, мэтру Лавалю, за вознаграждение…»
— Чего-чего? — оторопел Колло. — Какое еще животное? Дай сюда!
Он попытался выхватить бумагу, Фабр вовремя отдернул руку и издалека продемонстрировал Колло лист:
— Колло, ты ведь читать умеешь?
— Ну?!
— Видишь букву? Это «Ж». «Же» означает «животное». Ты зачем из Зоосада убежал, а?
— Да нет там никакого «же»!
— Да вот же!..
Либертина
— А животное кусается?
— Можно его погладить?
— Ой, а хвостик у этого животного есть?
— А чем питаются павианы?
Колло, красный, как рак, бросил на хохочущую ширму яростный взор и прошипел:
— Не мог Неподкупный такого написать! А ну дай сюда немедленно!
— Ну, если не мог — на, прочитай сам, что написано, — смиренно отвечал ехидный Фабр, прекрасно знавший, что читает Колло еле-еле, и протянул бумагу кипящему от негодования гостю.
Колло бумагу схватил и, пребывая в расстройстве чувств, немедленно в мелкие клочки изорвал.
— Гражданин Животное… То есть гражданин Колло! — голос Фабра взвился ноткой праведного негодования добродетельного гражданина, оскорбленного в лучших чувствах. — Да понимаете ли вы, что сейчас натворили?! Как вы могли так поступить — разорвать мандат, доверенный вам лучшими представителями Республики? Вы что, контрреволюционер? Или, не побоимся этого слова, тайный роялист?!
Инспектор от Комитета общественного спасения схватился за шпагу и с рычанием полез из кресла, в самом деле став похожим на дикого зверя. Танцовщицы за ширмой завизжали и брызнули врассыпную. Довольный устроенным представлением Фабр хмыкнул и заговорил уже спокойнее:
— Ладно, ладно, успокойся и убери свой вертел. Не все тебе развлекаться. В самом деле, Колло, на кой ты нам сдался со своей дурацкой инспекцией? Заговоров мы тут не строим, лично у меня просто не хватает времени на такую чепуху. Мне велено состряпать мистерию из подручных материалов — я этим и занимаюсь. Или ты собираешься сценарий вычитывать, на предмет замаскированных симпатий к Старому Режиму?
— Может, и собираюсь, — буркнул Колло, остывая. Рухнул обратно в кресло и с надеждой спросил: — И все-таки, Фабр, у тебя выпить есть? Ну, за встречу старых друзей, а? Хоть чего-нибудь, ты же запасливый, у тебя всегда было припрятано…
Обитатели Павильона Дружбы старательно готовились к празднеству, а приставленный от грозного Комитета инспектор Колло, коего отныне за глаза (в глаза все же опасались) именовали Животным, скучал и откровенно маялся дурью. Пугал молоденьких танцовщиц, выскакивая из темных закоулков, стрелял из страховидного мушкета в парке по воронам, демонстративно натачивал шпагу и в звенящей паузе тишины, когда замирает под куполом последняя звонкая нота хорового пения, громко имитировал губами конский пук. Однажды Колло приволок раздобытый невесть где потрепанный армейский барабан и затеял муштровать мальчиков-хористов, пытаясь научить их «тянуть носок» и «держать линию», чем едва не довел до сердечного припадка руководителя хора, мэтра Зильберштайна. Почтенный, невероятно серьезный и чопорный мэтр, узрев браво марширующих хористов, испытал редкий для него приступ гневливости. Последующая сцена выглядела битвой льва с попугаем. Низенький, толстенький, носатый мэтр налетел на Колло, гневно вереща и размахивая руками; Колло лениво приподнялся и рыкнул, Зильберштайн побелел и грохнулся в обморок. На крики и вопли хористов примчался Фабр, удрученно посмотрел на победителя и побежденного и только повертел пальцем у виска.
Барабан у Колло отобрали, срезав кожаную покрышку и превратив его в корзинку для бумаг.
Появление Колло словно нарушило что-то в сложившемся механизме. Больше не было полуночных вечеринок и общих встреч — приятели Эглантина терпеть не могли Колло, и чувство это было взаимным. Черная взъерошенная тень распугала всех, изгнала из Павильона непринужденное веселье, притащив взамен угрозу, необходимость постоянно оглядываться за плечо и трижды думать, прежде чем сказать.
Только Фабр, казалось, не замечал ничего. Вышучивал Колло, то злобно, то добродушно, поил за своей счет и пускал спать на диванчике за ширмой — когда Колло посреди ночи притаскивался из Комитета, зевая и топоча на весь Павильон. Несколько раз Либертина видела с террасы, как они бродят по облетевшему саду, споря о чем-то — угловато-долговязый черный силуэт Колло и заметно уступавший ему в росте, но двигавшийся куда более легко и изящно Эглантин. Странно они смотрелись рядом — противоположные и вместе с тем неуловимо схожие меж собой. Словно что-то притягивало их и одновременно отталкивало.
А меж тем начинался месяц брюмер II года Республики, он же октябрь 1793 года, где-то в окутанных туманом провинциях собирали виноград, и близился назначенный срок свадьбы Шабо и Суламиты. Было решено, что празднование состоится в Павильоне, где хватит места на всех приглашенных, а таковых набиралось немало.
— …Не приходи завтра, ладно?
Шорох опавших листьев под ногами, отчетливо различимый многоголосый шум толпы. Вязкий, текучий, назойливо ввинчивающийся в уши — на площади Революции опять идет не приедающееся народу действо, кровавая феерия в честь победившей Республики.
— Это с какой радости?
— Потому что я тебя прошу. Ты не хуже меня знаешь, Шабо завтра женится. Не порти людям праздник и единственный светлый день в их жизни. Там будет Жорж, вы непременно поцапаетесь и все закончится неизбежной дракой. Мне все едино, кто из вас выйдет победителем, я просто не хочу скандала.
— Можно подумать, везде, куда я прихожу, начинается скандал…
— А что, разве нет?
В траву с негромким «шмяк» падают с ветвей перезрелые каштаны.
— Шиповничек, а Шиповничек…
— Я же говорил, не называй меня так. Был Шиповничек, да весь вышел. Что я еще вам должен, чтобы вы оставили меня наконец в покое и дали заниматься своим делом?
Ветер приносит обрывки истошных воплей, шелестят и кружатся падающие листья.
— Думаешь, легко отделался? Затихарился тут, как паук, тянешь деньги из своей треклятой Компании, пока настоящие коммунары…
— Колло, заткнись. Ты не коммунар, ты такой же клоун погорелого театра, как и я. Сидишь за кулисами в ожидании своего выхода.
— Ерунду молотишь, как всегда… — вяло, без обычного злого энтузиазма, откликнулся Колло. Шпага волочилась за ним по дорожке, оставляя неглубокий след, похожий на след проползшей змеи.
— Тогда дай хоть какое-то разумное объяснение тому, почему ты безвылазно околачиваешься у нас в Павильоне. Что, молчишь? То-то и оно. Тебя просто убрали в ящик, Колло, от греха подальше. Учитывая все твои лионские подвиги, выходки на заседаниях Конвента и прочая, и прочая, несть им числа. Припрятали до нужного мгновения, а в умении угадывать подходящий момент и бить насмерть вашему Максимильену не откажешь… Смотри, это не за тобой?