Павшее Королевство
Шрифт:
Деррик выглядит раздраженным.
— Те, кто стали снова Благими после того, как сила Киарана восстановилась, должны были остаться верными своей Королеве, но они отвернулись от нее. Никогда не видел никого, кто повернулся бы спиной к их собственному Двору, — затем он ворчит — Проклятые предатели.
Когда Киаран решил оставить Неблагой Трон, Эйтинне забрала часть его силы, которой необходимо питаться людьми, чтобы выжить. Однажды у него был такой же голод, который я почувствовала в Неблагом, с которым сражалась в лесу, только его роль в качестве Короля,
Теперь, когда эти Неблагие силы Киарана вернулись, эти фейри снова стали Благими. Но вернуться назад в прежнюю форму, не значит, что они простят свою Королеву за то, что она сделала с ними, точно так же, как и с Двором, который они когда — то возненавидели (даже если она это сделала случайно) или за то, что закрыла их на тысячи лет в тюрьме под Эдинбургом, так чтобы они не могли причинять людям вреда.
Гэвин закатывает глаза от слов Деррика.
— Давай будем честными? Они отвернулись от Эйтинне, чтобы спасти свои шкуры, — он отклоняется назад и подносит горлышко бутылки к губам. — Мы на проигрывающей стороне и ты знаешь это.
Проигрывающая сторона. Это значит, что Киаран выигрывает.
Деррик качает головой и шикает на Гэвина.
"Ты должна спросить. Должна". Но сначала … я краду бутылку и делаю большой глоток. Чертов ад, все горит.
— Ладно, — говорю я. — Расскажите мне о Киаране. Оба. Любой из вас. Я не хочу ждать Эйтинне, — когда они все еще молчат, я выдаю — Прекратите пытаться защитить меня, или притворяться, что знаете, что лучше для меня. Это просто смешно и оскорбительно, после всего того, через что я прошла.
Гэвин и Деррик снова смотрят друг на друга. Деррик тихо матерится и собирается заговорить, но голос Эйтинне прерывает его.
— Подожди.
Я оглядываюсь и вижу ее накраю леса. Её глаза встречаются с моими и что-то грустное мелькает в них.
— Сначала тебе нужно кое-что увидеть.
Глава 9
Я более чем уверена, что мне не понравится то, что она мне покажет.
— Это как-то связано с Книгой? — спрашиваю я, пока она ведёт меня через лес. Пожалуйста, пусть это будет связано с этой проклятой Книги.
Мы идём уже добрых десять минут, дальше и дальше от тепла лагеря, в морозную атмосферу леса. Впереди нет никакого света, ничего, чтобы определить, куда она меня ведет.
Эйтинне качает головой.
— Я отправила послание s`ithichean, которые ещё верны мне, чтобы выяснить, что они могут рассказать о Книге. Я не могу рисковать, доверяя тому, что знаю сама, — она жестом указывает повернуть с тропинки. — Сюда.
Моё дыхание на выдохе превращается в белый туман. Сейчас должна быть весна, к этому времени снег уже должен начать таять, а ростки цветов прорастать сквозь ледяную землю леса. Знак того, что глубокая тёмная шотландская зима подходит к концу.
Здесь нет цветов. Нет листьев. Только холодный, кусающий ветер и чёрные ветки под беззвездным небом.
Эйтинне останавливается так внезапно, что я практически в нее врезаюсь. Удивленная, я обхожу её и вижу прямо на своем пути дом, скрытый в самой тёмной части леса, за небольшим лугом. Он больше домиков Эйтинне, но точно так же наспех возведенный. Только в этом строении нет окон или других дверей, ничего, чтобы принести свет внутрь, кроме одиночного входа передо мной. Сама дверь вставлена в массивный валун с отметками фэ, выгравированными в камне.
Это заставляет меня сделать шаг назад. Оно не гостеприимно. У двери нет никакого пылающего огонька, никакого приветствия. Ничего, по чему можно было бы судить, что это что-то большее, чем ещё один заброшенный дом, которыми сейчас заполнена страна.
Мы, шотландцы, описали бы это место, как дом с привидениями. Потому что один взгляд на него посылает сквозь тебя мороз.
— Что значат эти отметки? — спрашиваю я нерешительно.
— Fois do t’anam, — бормочет Эйтинне. — Это предложение мира, — она кивает в сторону коттеджа. — Иди. Я буду ждать тебя снаружи. А затем я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать.
«Нет», — думаю я, когда делаю эти первые трясущиеся шаги в направлении двери. «Нет, нет, нет. Поворачивай обратно. Не ходи внутрь. Не смотри на то, что она хочет показать тебе».
«Это все изменит».
Но я должна. Моё сердцебиение стучит в ушах, когда я поворачиваю ручку и открываю тяжелую деревянную дверь.
Первое, что я вижу — кровати. Десятки кроватей, занимающие каждый сантиметр пространства, как в больнице, когда она битком забита. Единственное свободное место — это островки между каждым рядом, проходы. У каждой кровати стоит столик с одинокой свечкой, свечение которой распространяет тени по коттеджу.
На каждой кровати лежит человек. Некоторые лежат настолько бездвижно, что я задаюсь вопросом, может Эйтинне держит здесь своих мертвых, но когда я присматриваюсь поближе, я вижу, что они живы.
«Если вы сможете назвать этот Ад жизнью».
Их глаза широко открыты, но без видимого понимания их окружения. Ни один из них не заметил, что я здесь, даже когда я прохожу мимо кроватей. Их выражения лиц остаются прежними: в радостном, извращенном благоговении. Как будто их взор только что зацепил нечто прекрасное. Или нечто ужасающее.
Нечто, за что бы они ползали в ногах. Что-то, за что они умерли бы.
Я никогда не видела людей, настолько страдающих недоеданием, таких шокирующе худых и истощенных, что их кости острые, как лезвия. Если бы я приподняла эти одеяла, то смогла бы пересчитать их ребра. А их запястья … боже, какие же они тонкие. Насколько просто их сломать. Не могу остановить себя, сравнивая кисти рук с хрупкими, пораненными птичьими крыльями; их пальцы сжимаются и разжимаются, как будто бы им больно.