Пай-девочка
Шрифт:
И все же я поплелась за ней в туалет.
Я нашла её в одной из кабинок. Юка сидела на крышке унитаза и нервно грызла ногти.
В руках она нервно комкала бумажную салфетку. Её лицо немного распухло, нос покраснел, по щекам «плыла» тушь. Я ошиблась. Юка действительно плакала.
И в тот момент, когда я увидела её страдальчески искривленные губы и злой блеск в глазах и размазанную губную помаду, — в тот самый момент я её и простила.
— Юкочка! — я втиснулась в кабинку и на всякий случай прикрыла за собой дверь. — Юкочка, ты меня
— Отвали, — грубо велела она. — Не мешай мне. не видишь, что ли, что мне хочется побыть одной?
— Юка, умойся и пойдем в зал. Там Стасюк только о тебе и говорит.
— Правда? — самодовольно вскинула подбородок она. — Ничего, пусть подождет.
— Он говорит, что ты самая красивая девушка на этом дурацком конкурсе. Черт побери, Юка, я тоже так считаю.
— Неужели? Почему же тогда расхваливала ту уродину? Специально?
— Юка, ну ты пойми… — залепетала я. — Ты тоже так себя со мной вела… И ты выключила меня из разговора. И вообще… Я бы тоже хотела поучаствовать в таком конкурсе…
Я ненавидела себя за то, что говорила ей это. Я не должна была такого говорить. Во-первых, это унизительно. А во-вторых, никогда в жизни я не хотела участвовать ни в каких конкурсах.
Но остановиться я не могла. Хотя и знала почти наверняка, что Юка сейчас скажет что-нибудь вроде — не смеши меня. И так далее.
— Не смеши меня! — сказала Юка. — Ты и конкурс красоты. Невероятно.
— Ты выглядела такой самодовольной… Вот я и решила так сказать. А на самом деле та девица, конечно, безликая по сравнению с тобой.
— Я выглядела самодовольной? Какая наглость! всплеснула руками Юка. Но слезы се мгновенно высохли. — Да, я самодовольная. Потому что у меня есть повод гордиться собой. В отличие от некоторых.
Юка поднялась с унитаза и оправила юбку — она сделала это с таким достоинством, словно унитаз был золоченым троном.
— Ты не догадалась захватить с собой мою сумочку?
— Нет. Но я могу принести! — засуетилась я.
— Принеси, будь добра. Там расческа и косметика. В конце концов, это из-за тебя я так выгляжу. А я пока умоюсь.
— Да, я мигом!
И я умчалась за Юкиной сумочкой.
А она склонилась над раковиной и набрала в ладошки прохладной воды.
Я ещё раз обернулась.
Она уже успокоилась, но в зеленых глазах по-прежнему стояли слезы. И на щеках алел некрасивый румянец. Она была на саму себя не похожа.
Это был единственный раз, когда я видела Юку плачущей.
Она не плакала никогда.
Она не плакала даже спустя несколько лет, когда я её убивала. Впрочем, в тот момент я не видела её лица. Я не знаю, как выглядела Юка перед самой своей смертью. Но уверена, что она не плакала, я могу поспорить на миллион.
Но не будем забегать так далеко вперед.
Глава 4
Генчик. Самый красивый мужчина на целом свете. Ну, может быть, с целым светом я и переборщила, но уж в том, что он самый красивый мужчина на нашем аэродроме, я уверена на все сто.
Иногда я исподтишка за ним наблюдаю.
Как он смеется. Смеется он часто. Как он что-то рассказывает своим друзьям. Как он ловко забивает косячок и, прищурив один глаз, прикуривает, а потом выпускает в потолок колечки дыма. А потом говорит — хорошая трава. Или наоборот — трава дрянь! Как он кокетничает с аэродромными девушками.
Нравы аэродрома достаточно свободны. Во время субботней вечеринки тебя могут зажать в углу и поставить на шее фиолетовый засос — и это не будет значить ровно ничего. Это шутка. И один из главных «шутников» такого рода — мой Генчик (с каких это пор я так по-свойски называю его «мой»?!).
Единственная отрицательная черта нашего аэродрома — это изобилие на нем красавиц. Одна Юка чего стоит. Но как раз Юкой Генчик не интересуется, и это почему-то мне нравится. Все ведь без ума от Юки, все, только не он. А значит, это лишнее подтверждение тому, что он особенный.
Юка тоже его не любит. Она вообще не любит всех, кто ею не восхищается.
— Что ты нашла в этом валенке? — говорит мне она.
И я всегда отвечаю одно и то же:
— Он не валенок. Он самый красивый мужчина на земле.
И по-идиотски улыбаюсь.
Иногда он ловит мой взгляд и вопросительно улыбается. Мол, чего уставилась. Тогда я пожимаю плечами и тоже улыбаюсь в ответ.
Иногда мы разговариваем. Не слишком часто, но все-таки.
Что я о нем знаю? Признаться честно, немного. Кажется ему слегка за тридцать. Вроде бы он был женат и у него даже есть двое детей. Сын и девочка. Жена Генчика бросила (вот дура.). Из-за того, что каждые выходные он проводит на аэродроме. Я однажды слышала, как он жаловался друзьям:
— Ну, не знаю я, чего она от меня хотела. Чтобы я ездил на дачу её родителей продергивать морковку, что ли? Я съездил пару раз и чуть не умер от скуки.
Друзья понимающе кивали — стерва твоя бывшая жена, Генчик, по всему видать, что стерва.
Что ещё? Он работает в рекламном агентстве. Он не любит носить костюмы. У него есть смешные джинсы ярко-оранжевого цвета. Он любит сухое красное вино и творожный торт. У него много женщин. Женщинам он нравится — и неспроста.
А что он знает обо мне, кроме моего имени и того, что я панически боюсь высоты? Наверное, и того меньше. Лучше я скажу то, чего он обо мне не знает.
Он явно не знает, что я красавица — иначе давно бы обратил внимание именно на меня. А он ведь ни разу не пытался за мной приударить. Хотя все аэродромные девицы, глупо хихикая, говорили, что Генчик не пропускает мимо ни одной юбки.
Он не знает, что у меня богатый внутренний мир, иначе разговаривал бы со мной чаще.
Он, наконец, не знает, что в последнее время я много думаю о нем.
И что иногда он мне даже снится.
Наверное, наши отношения так никогда и не сдвинулись бы с мертвой точки, если бы Генчик не уговорил меня прыгнуть с ним в тандеме. Сам прыжок вспоминается мне с трудом. То был не просто прыжок, а моя маленькая смерть. Мне было так страшно, что казалось, что вот-вот меня вытошнит собственным сердцем.