Пай-девочка
Шрифт:
Дюймовочку я ненавидела ещё сильнее, чем Ксению. Как назло, Инга была доброжелательной ко всем, даже ко мне. Если она ловила на себе мой взгляд, то не отворачивалась, а белозубо улыбалась, да ещё и спрашивала — как дела? И я сквозь зубы отвечала — хорошо, а у тебя?
Однажды Генчик сказал — наша Дюймовочка такая маленькая и беззащитная, что о ней хочется заботиться. После чего отдал ей свою куртку.
Значит ли это, что сегодня ночью он займется сексом с Дюймовочкой? Может быть, его куртка — это как переходящий приз? Эстафетная палочка, которую он передаёт каждой
По этому поводу я нервничала весь вечер. Я смотрела на Дюймовочку и представляла себе, как она тоненько подвывает своим детским голоском в его объятиях. Она такая тощая, наверняка у неё нет никакого целлюлита. Зато и грудь у неё маленькая. Интересно, что с точки зрения Генчика лучше — красивый бюст плюс целлюлит или отсутствие и того, и другого?
Дюймовочка, конечно, заметила, что я все время на неё пялюсь.
— Почему ты так на меня смотришь? — спросила она.
— Нипочему, — пожала плечами я. — Выглядишь хорошо.
— Спасибо, — просияла она и ни с того, ни с сего гордо объявила: — У меня уже пять прыжков!
Почему они так гордятся количеством своих прыжков?
Недавно Киса отмечала пятисотый прыжок. Гулял весь аэродром. Киса принесла целый стакан марихуаны. Стакан стоял на столе в её номере, а дверь была открыта — войти и сделать себе косячок мог кто угодно. В итоге обкурились все, даже буфетчица. А сама Киса ходила по гостинице, раздуваясь от гордости, и всем повторяла — у меня пятьсот прыжков! У меня пятьсот прыжков!
— У меня двадцать два прыжка, — поддержала я разговор.
— Круто! — восхитилась Дюймовочка. — Знаешь, я хочу быть похожей на тебя.
Я удивленно на неё уставилась. Она? На меня? Издевается, что ли? Она же красавица. Ну нет, с красавицей я, пожалуй, переборщила. Лицо у неё мелковато, да и росту максимум метр пятьдесят.
Скорее симпатичная. А я тоже ничего, конечно. Но у меня лишний вес. Намечается двойной подбородок. Слишком румяные щеки. А когда я начала прыгать, щеки запылали ещё ярче, потому что лицо все время обветренное. Да какой человек в здравом рассудке захочет быть похожим на меня?!
— Ты такая смелая, — сказала Дюймовочка. — Знаешь, я очень хочу прыгать. Но мне страшно. Я стесняюсь этого и стараюсь виду не подавать. Но если бы ты знала, как мне страшно.
— Зачем же тогда прыгаешь? Никто же не заставляет.
— Потому что, когда я приземляюсь, я чувствую себя сильной. — Дюймовочка покраснела. — Я чувствую, что раз я даже это смогла, то все остальное у меня уж точно получится. А тебе не страшно?
— Нет, — соврала я.
— По тебе видно, — вздохнула Дюймовочка. — Я за тобой однажды наблюдала, когда ты выходила из самолета. У тебя было такое лицо… Спокойное лицо, а в глазах — какое-то отчаяние. Ты была похожа на ведьму. Я тобой любовалась.
Надо же, уже второй человек мне это говорит. Первым был Генчик. Он тоже сказал, что во время отделения от самолета мое лицо преобразилось. Что я вдруг стала настоящей красавицей и он впервые меня, что называется, «разглядел».
— С тех пор я хочу быть похожей на тебя.
А я хочу быть похожей на тебя, подумала я. Я тоже хочу быть такого маленького роста. Чтобы мои глаза были пронзительно голубого цвета, чтобы их окаймляли длинные, как паучьи лапки, ресницы. Чтобы мой голос был тоненьким и детским. Чтобы я тоже была натуральной блондинкой. Чтобы Генчик в один прекрасный день посмотрел на меня и сказал, что я такая маленькая, что меня хочется защитить.
Меня — то никому защитить не хочется. Меня даже защищать не от кого.
Я хочу быть похожей на тебя, Дюймовочка, потому что сегодня ночью с тобой будет спать Генчик. Может быть, ты сама ещё об этом не догадываешься, но поверь моему жизненному опыту, все будет именно так.
Той ночью у Генчика не было секса с Дюймовочкой. Потому что у него был секс со мной.
Он подошел ко мне, когда я одиноко стояла на крылечке гостиницы и думала о том, как плохо, что я не могу стать Дюймовочкой хотя бы на одну ночь. Он обнял меня сзади, закрыл ладонями мои глаза и спросил:
— Угадай, кто?
Я сделала вид, что угадать не могу, хотя прекрасно знала, что это Генчик. Ни у кого больше не возникло бы желания обнять меня. Я обернулась и поцеловала его в губы. От Генчика пахло пивом, но это показалось мне даже приятным, хотя пиво я терпеть не могу.
— Почему ты стоишь здесь совсем одна.
— Вот вышла воздухом подышать, — пожала плечами я.
— Прогуляемся?
Перед гостиницей был жиденький лесок, туда мы и пошли. Молча, как будто бы обо всем договорились заранее. Генчик крепко держал меня за руку. Через сотню метров он остановился и притянул меня к себе. Я привычно обмякла в его объятиях. Он сбросил с себя куртку (ага — значит уже успел отнять её у Дюймовочки) и расстелил её на земле. Я легла на куртку, а Генчик стащил с меня джинсы. Я вспомнила, что не успела побрить ноги, но это было неактуально, потому что Генчик мои и даже не трогал.
Он расстегнул ширинку и быстро вошёл в меня. Я поцеловала его в ухо, он что-то неразборчиво прошептал. Через несколько минут все закончилось. Генчик помог мне встать, потом поднял с земли куртку и отряхнул её от еловых иголок и земли.
По моим ногам стекали липкие капли. Наверное, зря я не попросила его воспользоваться презервативом. Юка бы сказала, что я дура. Потому что дура я и есть.
Обратно шли молча. Генчик опять держал меня за руку.
Только когда мы подошли к гостинице, я спросила:
— Тебе нравится Дюймовочка?
— Что? — удивился он. — Почему ты спрашиваешь?
— Мне показалось, что ты так на неё смотришь, как будто бы хочешь с ней переспать.
— Ты ревнуешь? — неуверенно улыбнулся он.
— Нет, — быстро сказала я, а потом, подумав, добавила: — Конечно, ревную.
Юка бы меня отругала. Она сказала бы, что нельзя давать понять мужчине, что он тебе небезразличен. Потому что мужчина должен чувствовать себя охотником.
Я никогда этого не понимала. Кому нужны эти психологические поединки? Если мне кто-то нравится, почему я не могу сказать об этом прямо?