Печаль весны первоначальной
Шрифт:
– Слушай, Израиль, - шептал он.
– Господь - Бог наш, Господь - един, - и снова повторил: - Слушай, Израиль... Слушай! Шма Израэль! Адонай Элохейну, Адонай эхад!
И древние слова повисли в густом воздухе, пропахшем запахом кухни и стирки, освещённым жёлтым люминесцентным чужим светом, далёким от солнца Израиля и Иудеи.
Я ничей. Не русский. Не еврейский. Я подонок без нации. Какой же я подонок... Надо повеситься - и нельзя.
А глаза прочитали начало молитвы и наткнулись на слова: "Какое творение рук Твоих, в мирах высших
Он закрыл сидур, но не поставил его на полку, а положил на письменный стол, рядом с "Математикой" Мирки, рядом с её локтем, рядом с её маленьким беззащитным тельцем. И ему стало вдруг легче.
– Так ведь дед её Ефим Матвеевич Гаврик!
– вспомнил он.
– Я же знал его. Мы познакомились, когда я о Шолом-Алейхеме и Шагале рассказывал перед фильмом "Скрипач на крыше". Он ещё курил по две сигареты сразу - одной ему не хватало. Зам какой-то начальника какого-то на заводе. Что ж я так плохо с людьми знаком! Ведь больше тридцати лет здесь живу! И городишко не шибко великий, чтоб своих не знать.
Приехала Ольга. От неё пахло цветами и рестораном.
– Дыша духами и туманами...
– проговорил он.
Цветы она положила на столик в прихожей и, присев на пуф, обняла прибежавшую Мирку. Отстранила её, долго всматривалась в лицо дочки, гладила её по волосам и щёчкам, снова обнимала.
– Ты выпила? Вчерашнего не хватило?
– Я счастлива.
И отец всё понял.
– Картошка - это предлог, - констатировал он.
– Союз.
– Всё решено?
– Пока нет. Но он сделал такое предложение, от которого невозможно отказаться.
– Если предложение не союзное, то какое же?
Ольга, молча улыбаясь, расстегнула замок на сапожках.
– В Карагайском областном МЧС нужен пресс-секретарь. Он рекомендовал меня. Им дают два раза в неделю в областных новостях на ТэВэ по четыре минуты. И отдельный выпуск по воскресеньям пятнадцать минут. И областные газеты. И радио. И свой сайт. И выход на Первый канал.
– Зарплата?
– Звание капитана.
– Ух ты! Раза в два больше моего?
Ольга полными слёз глазами посмотрела на отца.
– Неужели Бог услышал меня? Даже страшно.
– Чего?
– Что Он есть.
Отец рассмеялся.
– Наконец-то. Что почувствуешь здесь, то Он подумает там. Что подумаешь здесь, то Он сделает там. Что сделаешь здесь, то Он оценит там. Он всегда будет держать твои пятки в Своих тёплых руках.
– Через неделю у него заканчивается командировка. Он набирает в МЧС призывников.
– И ты будешь сопровождать набор?
– Дурак ты всё-таки, папа. Хоть и гениальный.
– Мамочка, я всё слышу. Не ругайся!
– раздалось из кабинета.
– Ты будешь смотреться в военной форме. У них там такие галстучки в виде бантиков...
Леонид показал, какие именно бантики. Ольга опять
– Мирка мылась?
– Ещё нет.
– Тогда я первая.
– Мечта всего моего детства - капитан. "...Кричать в бою осипшим басом: "На абордаж, орлы, вперёд!", быть одноногим, одноглазым и даже раненным в живот..." - хрипло пропел Леонид.
– Капитан Барбосса!
– раздалось снова из кабинета.
– Я закончила арифметику! Иди проверяй! Где моя шоколадка?
Они сидели в студенческой столовой. Перед каждым стояла чашка с кофе.
– Прости меня! Я животное.
Она вскинула на него свои глаза.
– Ты поступил, как поступают почти все сильные мужчины: шёл своей дорогой к большой цели. Случайно попутно сделал меня. И в том, что случилось между нами, нет твоей вины - ты же ничего не знал. И я ничего не знала.
Леонид боялся смотреть на неё.
– Я ведь чувствовал. Я же видел...
– Я тоже чувствовала... Но мы неправильно дешифровали семантику знаков, - засмеялась Соня, - при отсутствии полной информации о денотате интерпретанта оказалась ложной.
– Соня гордо вздёрнула голову.
– Как я?
– Сильно. Семиотика не способна дешифровать эмоции...
– Я тебя должна успокаивать? Ты показал себя на сплаве настоящим мужиком.
– Ты не первая, кто говорит мне это.
– Я знаю. Ведь случившееся страшно только здесь, в Срединном Мире. А там, - она показала глазами наверх, - любовь. Это твоя память, это твоя душа - любовь. Я её очень ценю. Ты мне нужен.
Леонид отрицательно покачал головой.
– Нам невозможно видеться.
– Дурачок, почему? Ничего же не случилось. Ты - мой папа. У меня теперь будет два папы. И вас обоих я люблю преданно и бесконечно.
– Правда? Ты прощаешь меня?
– Я люблю вас по-разному. Но не как женщина, а как дочь. Жизнь оказалась немного сложнее, чем ты о ней думал.
– Ты меня за эти дни совершенно изменила. Я мир увидел. Совершенно не книжным и гораздо более интересным, чем представлял раньше.
Они помолчали, пригубив кофе.
– Я познакомлю тебя с какой-нибудь девочкой...
– Зачем?
– Ты здоровый мужчина. Тебе вредно жить без женщины. Просто близость, просто трахаться... Ой! Извини...
– Да об чём с ними трахаться?! Знаешь, Бог, которого я не воспринимал всерьёз и говорил о нём весело, скорей как о необходимом атрибуте культуры, видимо, всё-таки существует. Иначе не было бы тебя.
Соня засмеялась искренне и весело.
– Кстати, а кем я прихожусь Мирке?
– Сестрой Ольге, значит, Мирьям - твоя племянница.
– Здоровски! И кстати "об чём с ними... того..." Вот курсовая. Я классифицировала все эпитеты в "Повести о лесах". Наверняка, что-то пропустила второпях за неделю. Ты оказался прав. Этот ржавый рыжий цвет, который сопровождает всех врагов и убийц леса, он что-то должен обозначать?