Печали веселой семейки
Шрифт:
К сожалению, на этом мои злоключения не закончились. Я уже целую вечность, как мне показалось, скакала верхом на изнывающем от страсти Терентьеве. Кажется, даже мне самой начало нравиться это занятие, как вдруг я почувствовала, что парик все-таки начинает съезжать. Я сбавила темп, но парик, похоже, твердо отказался сотрудничать со мной сегодня и продолжал сползать у меня с головы. Я поняла, что еще чуть-чуть, и мне, то есть Ладе Красовской, придет конец. Впрочем, и мне самой, пожалуй, тоже. Надо было как-то выкручиваться, и поскорее, чтобы Терентьев ничего не заметил. Но, понятное дело, придумать что-то в такой ситуации было сложно. Учтите, что, лихорадочно
Эх, была не была! Я схватилась обеими руками за голову и чуть ли не в последний момент удержала-таки злополучный парик от падения, одновременно нахлобучив его поплотнее. Однако со стороны мои действия выглядели, наверное, странно, потому что Терентьев, до сих пор весьма недвусмысленно демонстрировавший, как ему со мной хорошо, внезапно остановился и посмотрел на меня испуганными глазами.
— Тебе что, плохо? — спросил он, приподнявшись. — Может, у тебя голова болит?
— Нет, мне очень хорошо, — ответила я задыхающимся голосом. Пусть думает, что я схватилась за голову в экстазе.
Когда же все было наконец закончено и я надеялась, что сейчас можно будет ненавязчиво приступить к тому, что меня так интересовало, Терентьев поступил так, как поступают многие мужчины после любовных утех. То есть попросту повернулся на бок и заснул. Похоже было, что я ничего больше от Терентьева не добьюсь, следовательно, всю мою затею с соблазнением можно считать полностью провалившейся. Чувствовала я себя последней идиоткой. И не только из-за моего поражения в профессиональном смысле, но еще и из-за того, что понимала, каким волнующим и захватывающим могло бы быть это свидание, если бы между мной и Терентьевым не стояло уже опостылевшее мне детективное расследование, в котором главным и единственным подозреваемым оказался он сам.
Внезапно усталость навалилась на меня с новой силой. Я почувствовала себя такой измотанной и такой несчастной, что чуть было не расплакалась.
Конечно, можно было бы дождаться утра, пока Терентьев не проснется, и тогда наконец завести с ним интересующий меня разговор, но уже не было на это сил. Я вспомнила про свою уютную квартирку, слава богу, без рояля, гантелей, канделябров и медвежьих шкур, — нормальную квартиру, мое гнездышко. А потом перед моим мысленным взором появилась любимая кофеварка. Я еще держалась, но после того как этот образ сменился другим — чашечкой, до краев наполненной ароматным кофе, я не выдержала.
Тихонько я встала с кровати и, кое-как одевшись, выбежала из дома Терентьева, проплутав там минут пятнадцать среди комнат. Что ни говори, а планировка в его особняке запутанная. Итак, в довершение ко всем сегодняшним проколам и провалам, частный детектив-неудачник Татьяна Иванова заблудилась, как маленькая девочка, убежавшая без спросу в лес.
Однако неудачи мои на этом не закончились. Вернувшись домой, что после часу ночи в Тарасове вообще-то затруднительно, потому что общественный транспорт в это время мирно отдыхает после трудового дня по гаражам и депо, я обнаружила, что потеряла одну из контактных линз. Я так и обмерла. Хорошо, если я не посеяла ее у Терентьева. А если да? Тогда он наверняка поймет, что моя внешность, на которую он купился,
Нет, иногда я становлюсь несокрушимой оптимисткой, и почему-то со мной это происходит именно тогда, когда для оптимизма, казалось бы, не должно найтись места. Знаете, о чем я подумала? О том, что хорошо, что сейчас уже поздний вечер, а не то представляете, какой нездоровый интерес я вызвала бы среди прохожих своей разноглазой персоной? В общем, через минуту у меня уже было относительно хорошее настроение, а когда я добралась наконец до кухни и до кофе, я почувствовала себя еще лучше.
Глава 9
Над всем, что произошло вчера, следовало бы подумать хорошенько. Каминский, который позвонил мне вчера, заметно нервничал. Ведь расследование мое затягивалось, и это говорило не в мою пользу, хотя я старалась вовсю.
Я вновь достала из ящика стола листок, на котором были записаны подозреваемые в похищении документов. Нет, вычеркнуть фамилию Терентьева я никак не могу, он так и остается основным или даже, пожалуй, единственным подозреваемым. Я вооружилась красным маркером и напротив его фамилии нарисовала жирный вопросительный знак. Сделала я это, честно говоря, скрепя сердце. Мне очень бы хотелось пририсовать этот вопросительный знак к какой-нибудь другой фамилии из списка, но против фактов не пойдешь. Только Терентьев в моем расследовании оставался загадочной фигурой.
Я чувствовала, что с Терентьевым вчера вечером допустила немало промахов, главным из которых была потерянная контактная линза. Правда, оставался шанс, что я умудрилась посеять ее где-то по дороге домой, но, скорее всего, это случилось именно у Терентьева. Теперь-то я понимала, что взвалила на себя слишком много дел, ведь раскалывание даже одного подозреваемого требует немало усилий, а я вчера имела дело аж с тремя! Овсепян, пожалуй, не в счет, потому что им я лично не занималась, но зато вместо него я нагрузила себя двумя дипломатическими беседами с Папазяном.
Я чувствовала, что зашла в тупик. Но тут вдруг вспомнила, что у меня осталась еще одна ниточка, ведущая, возможно, к преступнику, — мой телефонный злодей. Я с досадой подумала о том, что из-за безрезультатного свидания с Терентьевым пропустила важный телефонный звонок и что вчера, возвратясь домой, даже не подумала о том, чтобы узнать, были ли для меня сообщения в мое отсутствие. И я немедленно, забыв про недопитый кофе, которым сдабривала утренние размышления, бросилась к автоответчику. Так и есть — злодей звонил, как и обещал.
— Тебя нет дома! А ведь я сказал, что, если тебя не будет, я пойму, что ты не оставила расследование. Помнишь, я говорил, что мало тебе не покажется? Настал час осуществить угрозы.
Голос был все такой же, киношно-злодейский. Мне показалось, что и шум был тот же самый, что и во время предыдущих звонков. Похоже, тот, кто мне угрожал, не додумался даже до того, чтобы звонить с разных телефонов-автоматов. «М-да, видно, опыта в преступлениях у моего злодея маловато, — подумала я. — Наверняка он никогда раньше ничем подобным не занимался. Почему же Терентьев — а ведь наверняка за всеми этими звонками стоит именно он, больше некому, — если ему так уж нужно было мне угрожать, не нашел кого-нибудь более опытного в таких делах? Или у него у самого опыта в преступлениях маловато? Хотя кое-какой все же есть, судя по тому, что мне рассказал о нем Каминский».