Печать дьявола
Шрифт:
– - Вы не правы, Хамал.
– - Риммон погрустнел, нахохлился, выглядел жалким и несчастным.
– - Я промахнулся. Эстель хотела лисицу с мордочкой на воротник, и попасть надо было в глаз, я же на полдюйма скосил влево.
– - Он уныло подпёр рукой подбородок.
– - Я, наверное, позор всего рода. И, уверяю вас, Гиллель, это не первый мой промах. Нет у меня никакой особой меткости, увы. Вот мой покойный брат Менкар, вот тот, и вправду, стрелял, как бог. А я -- нет. Были случаи пару раз, стыдно признаться, когда я и вовсе не попадал.
Эммануэль всё это время молча прислушивался
– - Бросьте ружьё!!!
Потрясённый Риммон не бросил, а скорее просто выронил приклад из ослабевших рук на стол.
Дальше произошло нечто невообразимое и совершенно невозможное.
На фоне зелёного сюртука мсье де Невера ошеломлённый Хамал увидел... пулю, замершую в дюйме от тела Мориса. Глаза Невера вспыхнули огнём и тут же погасли. Пуля исчезла, а ружьё, будто подброшенное невидимой рукой, слетело со стола, с грохотом ударившись о стену. Насколько минут никто не мог сдвинуться с места. Наконец, Риммон, глубоко вздохнув, оторвал занемевшие ноги от пола и, наклонившись, поднял с пола то, что было ружьём. Приклад разлетелся в щепки, дуло было страшно искорёжено. Курка не было вообще.
Морис, бледный, покрытый испариной, шагнул к Эммануэлю и схватил его за плечи.
– - Ты цел?
– - Ригель изумлённо, словно в прострации, кивнул и пошатнулся. Глаза его закатились, и он рухнул в обморок. Невер едва успел подхватить его.
Нюхательной соли у Риммона не оказалось, и он влил в рот Эммануэлю коньяк из своей охотничьей фляги. Тот медленно открыл глаза, пошевелил пальцами, ища руку Невера. Он почти ничего не успел осознать, кроме того, что жизнь Мориса чуть было не оборвалась по его небрежности. Хамал, куда менее чувствительный, уже пришёл в себя. Теперь он, уставившись на отколовшийся от стены кусок штукатурки, барабанил пальцами по столу. Риммон вертел в руках и, как диковинку, разглядывал изуродованное ружьё.
– - И давно вы научились останавливать пули, Невер?
– - в вопросе Хамала было не столько любопытства, столько затаённого восхищения.
Морис, поняв, что без объяснений не обойтись, тяжело вздохнул.
– - Я не учился. Когда мне было пятнадцать, я, вернувшись от приятеля, не нашёл никого в доме. Пошёл короткой дорогой через лес на выгон. Думал, там отец. Я вышел прямо на загонщиков. Отец решил поохотиться на кабана. Пуля остановилась в дюйме от меня и вернулась обратно. Загонщик погиб. Он был мужем моей кормилицы. Не люблю даже вспоминать об этом.
После я поставил несколько экспериментов -- вяло продолжил он, -- меня не берут пули, даже шальные, как эта, шпаги не касаются меня, кулаки не достают.
– - он замялся, -- меня можно обнять, пожать руку. Сам я могу оцарапаться или пораниться, но там, где есть стремление уничтожить меня или задеть, злой умысел -- я вообще неуязвим.
Хамал глубоко задумался. Потом поднялся, подошёл к дивану и, вдруг, схватив за хвост треугольную диванную подушку, что было силы метнул ею в Мориса. Через несколько секунд, вдавленный отскочившей от Невера подушкой в диван, он блеснул глазами и торжествующе улыбнулся, авторитетно подняв указательный палец.
– - Мсье, прошу внимания.
– - Гиллель звонко щёлкнул пальцами.
– - Я знаю, как и почему погиб Виллигут.
– - Он замолчал, ожидая, чтобы все, затаив дыхание, пожирали бы его жадными, ожидающими взорами.
Натурально, все и пожирали. Как же иначе-то? Риммон смотрел на него как грек на Дельфийского оракула, Эммануэль поднялся на локте и нахмурился -- голова его всё ещё кружилась. Морис де Невер закусил губу и тоже не сводил с Хамала настороженного взгляда. Вдоволь насладившись всеобщим вниманием, Хамал начал:
– - В комнате Генриха под раскрытой книгой я нашёл волт. Волосы мужской фигурки были белыми. Мы были правы, Невер, -- своей жертвой он наметил вас. Видимо, изначально он, влюбившись, пытался приворожить вас. Потом, обозлившись на ваш отказ и оплеухи, попытался отомстить. Удар он навлёк на вас страшный, ведь вам всё же, вспомните, стало плохо. Но вы оказались неуязвимы для любой агрессии, в том числе и для любовных приворотов и дьявольских проклятий. Он же ничего не знал о вашей неуязвимости. В итоге, -- нашла коса на камень, -- демонический удар, направленный на вас, отлетел и, как пуля, ударил по самому Виллигуту, надо полагать, с той же демонической мощью.
– - Он поднял двумя пальцами остатки искорёженного ружья.
– - Результат -- сильнейшее кровоизлияние в мозг. Вот и всё...
– - Роющий яму другому, сам в неё попадёт, -- было несколько странно слышать из уст Риммона слова Писания.
– - Как вспомню эту мессу, мутит меня. И это мужчина! Тьфу! Поделом ему, треклятому.
Морис де Невер не разделял его мнения. Вспоминая о домогательствах Генриха, он тоже чувствовал приступы тошноты, но осознавать себя причиной, хоть и невольной, его смерти, ему было тяжело.
– - "Врачевахом Вавилона и не исцелел", -- подытожил разговор цитатой из Иеремии Хамал.
– - Пора и поужинать, господа. Что вы скажете об омлете с грибами?
Эммануэль извинился, сказав, что они с Невером званы к профессору Вальяно.
– - Вальяно?
– - Хамал неожиданно осёкся.
– - Да, а что?
– - Ничего, но...
– - Что "но"?
Хамал удивлённо пожевал губами.
– - Знаете, я не читаю его мыслей. Ничего не вижу. Кстати, у нашего куратора -- тоже.
Невер и Ригель переглянулись, но, видимо, не сочли его слова поводом отказаться от приглашения, и, попрощавшись, ушли. Но едва Хамал попытался покинуть гостиную Риммона, выход ему железным засовом перегородила рука Сирраха.