Печать Иоганна Гутенберга
Шрифт:
«Все будет хорошо, ничего не бойся, ступай себе с богом!» – передразнила она мысленно старую актрису. Да уж, куда лучше!
Они уже выехали на Екатерининский канал, когда Женя снова почувствовала пробуждающийся в душе страх. Собственно, он и не проходил с той минуты, когда на ее глазах похитили Андрея Федоровича. Да нет, даже раньше – с той минуты, когда она почувствовала на плече тяжелую, холодную руку и услышала за спиной свистящий, угрожающий шепот незнакомца:
– Не дергайся – убью!
Но на какое-то время всплеск адреналина
Немного не доезжая до дома Ушакова, Женя попросила водителя ехать медленнее, а сама пригнулась и внимательно оглядела улицу.
И тут же увидела рядом с ведущими к дому воротами черную машину с приземистым, хищным силуэтом. На капоте этой машины блестела серебристая фигурка…
– Проезжай мимо! – вполголоса проговорила Женя, еще ниже сползая по сиденью.
– Как скажешь! – флегматично протянул водитель. – Куда теперь поедем?
Женя подумала несколько секунд – и на этот раз назвала свой собственный адрес. Больше ничего ей не пришло в голову. Да больше ей и некуда было податься.
Когда машина свернула с канала, она вползла обратно на сиденье и проверила карманы куртки.
К счастью, ключи от квартиры были на месте, Женя всегда носила их в кармане. Сумку вырвать могут, так хоть замки менять не придется. Кроме того, в потайном кармашке было немного денег – во всяком случае, хватит, чтобы рассчитаться с водителем.
В машине было тепло. Она согрелась, и в голове появились более связные мысли.
Кто за ней охотится?
Наверняка те самые люди, которые похитили Ушакова. Так что ехать к нему домой было большой ошибкой. А к себе?
Вряд ли они знают, кто она такая. Ведь она была внесена в списки приглашенных под именем Альбины Корольковой. Но что из этого следует? Неужели Альбина знала, что мероприятие, куда должна была она пойти с Ушаковым, будет опасным? Оттого и подставила вместо себя Женю, а она, как полная дура, отправилась, куда велели.
Женя вспомнила, какой ненавистью горели глаза Альбины, когда она посылала Женю к Ушакову – дескать, не пойдешь, пожалеешь, плохо тебе будет. Можно подумать, сейчас ей хорошо!
Додумать эту мысль до конца Женя уже не успела, потому что машина подъехала к ее дому.
Женя расплатилась с таксистом, поднялась к себе, к счастью, не встретив никого из соседей.
Вошла в квартиру и застыла на пороге, увидев в полутемной прихожей какую-то незнакомую женщину…
У нее хватило силы воли не закричать, включить свет…
И Женя едва не расхохоталась.
Впрочем, она не знала, смеяться или плакать – она приняла за незнакомку собственное отражение в дверце стенного шкафа. Эта странная женщина в скромной стеганой курточке, накинутой поверх чудесного шелкового платья необыкновенного серо-зеленого оттенка, совсем не была на нее похожа. Волосы ее были растрепаны, косметика смазана, но все равно в ней была трагическая красота…
Женя
«Нашла время думать о своей внешности», – тут же одернула Женя себя, заперла двери на все замки и даже на всякий случай закрыла все окна, после чего разделась, приняла душ, из последних сил разобрала постель, легла…
Думала, что не сможет заснуть после всего, что пережила за этот бесконечный день, – но усталость взяла свое, и она провалилась в сон, едва голова коснулась подушки.
Снилось ей что-то запутанное, странное, бессвязное. Женя от кого-то убегала, где-то пряталась. Ее преследовал человек с мертвыми блеклыми глазами и бровью, рассеченной шрамом. Он догонял ее, догонял, тянул к ней руки… и вдруг удивительно изменился, превратился в осанистого старика с длинной бородой, в старинном камзоле из черного бархата, расшитого серебром. Старик грозил Жене костлявым пальцем и повторял хриплым, каркающим голосом:
– Пора! Пора! Проспишь!
Паромщик и восемь дюжих гребцов старались держаться возле берега, потому что ближе к середине реки течение сильнее и неуклюжее, неповоротливое суденышко запросто могло перевернуться, вывалив в воды Майна семейство городского патриция господина Фриле Генсфлейша, возвращающееся в город из своего имения, находящегося в десяти милях к северу от города.
Впереди, совсем близко, там, где медлительный Майн впадает в Рейн, воды реки намыли илистую отмель. Чтобы не сесть на мель, корабль поворачивает поперек течения.
Суденышко проплывает мимо трех огромных водяных мельниц, колеса которых неторопливо вращаются, и вот за поворотом открывается город – черепичные крыши и башни, обнесенные высокой каменной стеной. Возле пристани пришвартован десяток судов, еще столько же стоит в стороне, ожидая погрузки.
Пологий берег поднимается к городской стене, укрепленной и украшенной четырьмя внушительными квадратными башнями. За этой стеной возвышаются сорок церковных шпилей, и выше всех – красный шпиль собора Святого Мартина, жемчужины города, который еще в римские времена назывался Золотым Магунцием, а теперь называется Золотым Майнцем.
Майнц – богатый и важный город, резиденция архиепископа, одного из германских курфюрстов.
Навстречу прибывшим несется гулкий, протяжный, переливчатый колокольный звон.
И вместе с этим звоном на них надвигается резкий, неприятный, но в то же время волнующий запах, в котором смешивается запах смолы и рыбы, опилок и стружек, пеньки и дубленых кож, церковного ладана и городских нечистот.
Запах, неотделимый от средневекового города.