Печать ворона
Шрифт:
Сержанты переглянулись.
— Откуда знаешь? — спросил Волына. — Ты видел?
— Не видел, — сказал Иван. — Но знаю!
— Так ты можешь и про нас сказать, что мы Телепанова избили, — возразил Берзаускас. — А ты что скажешь? — спросил он Джона.
Узбек недоуменно покрутил головой:
— Не знаю, что он кидается! Никого я не трогал, — глаза Джона сжались в черные непроглядные черточки.
— Воронков, два наряда вне очереди, — вынес вердикт Берзаускас. — Это для на-чала. Все, разойдись.
Этим же вечером, построившись на поверку, Иван услышал за спиной сдав-ленный шепот Солнышкина:
— Воронков!
Иван молчал, обдумывая создавшееся положение. Идти стремно и глупо, не идти — позорно. В спину несильно толкнули:
— Слышь, нет? Понял?
— Понял, — ответил Иван, не оборачиваясь. Андрюхи нет, придется разбираться самому.
После отбоя он лежал под одеялом, ожидая, пока все заснут. Где-то далеко в коридоре горела лампочка, освещая скрюченную фигуру дневального, прикор-нувшего на тумбочке. Вторым дневальным был Джон, его не было видно. «Глупо играть по их правилам. Точно так они расправились с Андрюхой, а ведь он каратэ занимался, в отличие от меня, — думал Иван. — Все равно, рано или поздно, они меня достанут. А не приду, раззвонят, что я трус». Решив, что пора, Иван скинул одеяло и поднялся. Сердце колотилось, волнами гоня адреналин. Одевшись до пояса, Иван вышел в коридор. «Если попадется сержант, скажу, что иду в туалет», — подумал он.
Он поравнялся с дремлющим дневальным, тот мигом вскинул на него выпученные сонные глаза:
— Тебя там ждут, — сказал боец, кивнув на двери сушилки.
— Знаю, — Иван открыл дверь и вошел. Сушилкой называлась комнатушка с се-рыми облезлыми стенами, единственным окном и висящими вдоль него многочис-ленными веревками, на которых развешивалось влажное, после стирки, белье.
В комнате было пусто, лишь в углу у батареи стояли чьи-то сапоги, да у стены валялась куча старых, используемых в качестве ветоши, «хэбэшек». На по-толке унылой грушей висела одинокая тусклая лампа.
Джон стоял у стены вместе с Солнышкиным и Щепой — костяк «конторы» в сборе. Похоже, Щепа был типичной шестеркой, но амбиции из него перли, словно работал он на самого Дона Корлеоне.
— Пришел, да? — проговорил Джон, не спеша отрываясь от стены. Иван не ответил, остановившись перед троицей. Было страшно, но несмотря ни на что, надо гнуть свою линию и не сдаваться. Так в раннем детстве Ивана учил дед, давно умерший — но советы его всегда подтверждала жизнь.
Они стояли, как боксеры на ринге. Узбек зыркал в глаза, и Иван чувствовал, что не может вынести этот ненавидящий животный взгляд. Так звери смотрят на добычу, и именно таким взглядом Джон ломал волю ребят. Иван вспомнил совет приятеля на гражданке. Друган занимался боевым у-шу, или чем-то в этом роде, и научил Ивана смотреть на противника «рассеянным» взглядом, словно бы в глаза, но не концентрируя взгляд на зрачках противника, а внимательно следя за его конечностями. Таким взглядом можно смотреть сколь угодно долго, и «переглядеть любого». Джон не выдержал первым.
— Крутой, рокер, да? — сказал он, отступив на шаг. — Если такой крутой, зачем стучишь?
— Кто стучит? — не понял Иван.
— Ты стучишь! — из-за спины раздался голос Щепы. — Кто перед всеми Джона застучал?
— Я не понял, — растерялся Иван. Он не понимал, о чем речь.
— Чё ты не понял? — вновь подступил Джон. — Ты сержантам сказал, что я Тел-панова ударил!
— Я не стукач! — нервно проговорил Иван, понимая, что в чем-то они правы, но ведь…
— А что, это не ты сделал?
— Тебе скажи! — осклабился веснушчатый Солнышкин. — Сразу стучать побежишь!
— Не побегу! — Ивана раздражал этот бессмысленный детский разговор, типа «верю, не верю». — А ты боишься признаться? Тогда, если я — стукач, то ты — трус!
Джон едва не подпрыгнул от злости. Он подступил, сжимая кулаки:
— Тогда давай уговор! Если ты мужик, дай слово, что не застучишь! Ты мужик?
Ивану стало смешно. Эти приблатненные игры напоминали детский сад.
— Я мужик, — подтвердил он. — А если ты мужик, сознайся, что это ты… Телепанова.
Возникла пауза. Джон молчал, раздумывая.
— Да, я! — наконец, признался он. — И что теперь? — он вызывающе выкатил нижнюю губу. Ивану жутко как захотелось приложиться по ней, но воспитание не позволяло бить первым.
— Теперь я знаю, какое ты дерьмо! — проговорил Иван. Впервые в жизни он по-чувствовал настоящую ненависть. Он ненавидел это скуластое узкоглазое лицо, ненавидел эту притворявшуюся человеком тварь.
— Тогда давай разберемся, как мужики, — недобро скалясь, предложил узбек. — Сейчас. Согласен, рокер?
Иван кивнул. Делать нечего. Разговор подошел к логическому финалу. То есть выяснению, кто есть ху.
— Щепа, держи дверь! — скомандовал Джон. Дверь в сушилку не закрывалась, Щепкин плотно притворил ее, и держал, ухватившись за ручку двумя руками.
Иван не знал, будет ли Джон драться с ним один, или ему поможет Солнышкин, занявший позицию в одном из углов, но временная рассеянность едва не стоила пропущенного удара. Нога Джона мелькнула перед самым носом, и Иван чудом успел уклониться. Узбек махал ногами, как мельница крыльями, но Иван то блокировал, то уходил от ударов, пятясь к стене. А когда отступать стало некуда, сделал короткий выпад и ударом кулака в живот осадил зарвавшегося узбека. Пропустив удар, тот на мгновение согнулся, но тут же отпрыгнул в сторону, не позволяя добить себя. Иван понял, что драться тот умеет. И пожалел, что не занимался ни борьбой, ни боксом. Опыт в таких делах в армии просто необходим. И маменькиных сынков ждет незавидная участь…
Отдышавшись, Джон ринулся в атаку. Кулаки узбека замелькали в воздухе, град ударов обрушился на Ивана, который сначала парировал, но потом, озверев от боли, отчаянно замахал руками, и разведывательный дистанционный бой мгновенно перерос в жестокую уличную драку, где пощады нет, и дерутся, пока есть силы. Стены сушилки мелькали перед глазами, Иван не разбирал, где верх, где низ, в голове взрывались бомбы, сознание плыло, но он механически двигал потерявшими силу руками, отвечая ударом на удар…
Он упал и не видел, как двери сушилки распахнулись, и державший их Щепа вылетел в коридор. Иван успел разглядеть, как ввалившийся внутрь двухметровый Волына с ходу зарядил Джону в торец, и тот рухнул рядом с ним — но мозг констатировал это без всякого удовольствия. Сержанты вытолкали всех из комнаты, а Берзаускас помог ему подняться.
— Ты второй раз устраиваешь бардак, — серые глаза старшего сержанта смотрели строго и проникновенно. — Я же вижу: ты нормальный парень, Воронков. Зачем ты усложняешь себе жизнь?