Печенежские войны
Шрифт:
Знаменитые походы князя Святослава, о которых рассказывается в романе И. Коваленко, составляют ярчайшую страницу истории Киевской Руси. Личность киевского князя, бесстрашного воителя, рыцаря без страха и упрёка, неизменно привлекала внимание историков и писателей. О нём спорили уже при его жизни, продолжают спорить и сейчас. Летописец XI века с восхищением описывал нрав князя, его доблесть, мужество в битве и непритязательность в походе: «Когда Святослав вырос и возмужал, начал он собирать многих воинов храбрых, и в походах легко ходил — словно пардус (то есть гепард, барс. — А.К.), и воевал много. В походах же ни возов за собой не возил, ни котлов и мяса не варил, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину, на углях испёкши, ел. И шатра не имел, но подклад постилал и седло в головах. Таковы же и все прочие его воины были. И посылал в прочие страны, говоря: «Хочу на вы идти!» «Да не посрамим земли Русской, но ляжем костьми — ибо мёртвые сраму не имут!» — эти слова Святослава, сказанные, согласно летописи, в разгар жестокой битвы с болгарами, навсегда стали символом доблести и мужества русских людей.
Но тот же летописец
И верно — большая часть его жизни, после достижения им зрелости и политической самостоятельности, пройдёт вдали от родного дома, в далёких заморских походах и войнах. Дунайская Болгария, Переяславец на Дунае, а может быть, и Великий Преслав, столица Болгарского царства, гораздо больше, нежели Киев или Новгород, будут привлекать его внимание.
Внешняя политика Святослава, его отношения с соседними странами — Печенежской землёй, Византийской империей, Болгарией и другими — далеко не так однозначны и просты, как это может показаться, если судить по роману И. Коваленко. Так, например, к войне с византийцами Святослав привлёк и печенегов, которые, наряду с другими кочевниками — венграми, вошли в состав его войска. А вот союз Святослава с болгарами и совместные действия русских и болгар против византийцев, красочно описанные в романе, представляются весьма сомнительными, хотя именно такой идиллический взгляд на характер русско-болгарских отношений того времени автор романа мог почерпнуть из многочисленных трудов отечественных историков, представителей официальной советской историографии. Так часто бывает в исторической науке — братские и дружественные отношения двух народов кажутся извечными и неизменными и заставляют историка отыскивать проявления этого мнимого братства и в далёком прошлом. Но ведь в мире нет ничего постоянного. На самом деле во времена Святослава эти отношения складывались совсем по-другому. Сохранившиеся источники — русские летописи и византийские хроники — позволяют утверждать это вполне определённо.
Так, Святослав действовал в Болгарии очень жестоко. Он подчинил своей власти большую часть страны и по-хозяйски вёл себя в ней, подавляя всякое сопротивление. Когда Святослав с частью дружины спешно покинул Болгарию и устремился в Киев, подвергшийся нападению печенегов (это произошло весной 969 года), в Болгарии вспыхнуло восстание против завоевателей. Возвращение Святослава на Дунай сопровождалось морем пролитой им крови. «Приде Святослав в Переяславец, и затворишаяся болгаре в граде. И излезоша болгаре на сечю противу Святославу, и бысть сеча велика», — рассказывает летописец. Святослав смотрел на болгар уже как на своих подданных — а потому расценил восстание как измену. Он одолел болгар в битве. Расправа над побеждёнными была немедленной и чудовищной по своей жестокости. Согласно свидетельству византийского историка X века Льва Диакона, «объятых ужасом испуганных мисян (так византийцы называли болгар. — А.К.) он умерщвлял с природной жестокостью: говорят, что, с бою взяв Филиппополь (современный Пловдив. — А.К.), он... посадил на кол двадцать тысяч оставшихся в городе жителей и тем самым смирил и обуздал всякое сопротивление и обеспечил покорность» (Лев Диакон. История. М., 1988. С.56). Число жертв филиппопольской резни, возможно, и преувеличено византийским хронистом, но сам факт не вызывает сомнений. Город надолго обезлюдел. И, наверное, не он один. «И поиде Святослав... воюя и грады разбивая, яже стоят и до днешнего дне пусты», — это уже сообщение русского летописца, автора «Повести временных лет». Впоследствии, когда византийская армия во главе с императором Иоанном Цимисхием вторглась в Болгарию и захватила Великий Преслав (апрель 971 года), Святослав обвинил в военных неудачах «изменников» — болгар; по его приказу около трёхсот наиболее родовитых и влиятельных представителей болгарской знати были обезглавлены, многие болгары брошены в темницы. Как полагают историки, именно эта жестокость Святослава по отношению к покорённому им населению стала одной из основных причин его конечного поражения в войне с Византией. Ставка же на союз с печенегами не оправдала себя. Именно поражение печенежской конницы, почти полностью истреблённой византийцами в битве под Аркадиополем зимой 969/70 года, положило начало неудачам русского князя в войне с Империей; инициатива стала постепенно переходить на сторону византийцев. Впоследствии печенеги вообще отошли от союза со Святославом и превратились в его злейших врагов. Произошло же это, очевидно, не без дипломатических усилий со стороны византийцев, умело разыгравших «печенежскую карту».
Значительное место в романе И. Коваленко занимает византиец Калокир. Это личность историческая и в самом деле сыгравшая исключительную роль в русско-византийских отношениях того времени. Именно Калокир по поручению императора Никифора Фоки весной 967 года приехал в Киев и вступил в переговоры с князем Святославом. Эти переговоры и подтолкнули киевского князя к походу в Болгарию. Правда, о печенежской миссии Калокира (о которой также рассказывается в романе И. Коваленко) мы ничего не знаем. В событиях русско-византийской войны грек Калокир принимал участие на стороне Святослава (опять же вопреки утверждениям автора романа), и для этого были серьёзные основания: византийцы справедливо считали его предателем и главным виновником своих несчастий — ведь именно Калокир, по их мнению, привёл Святослава на Дунай и подговорил воевать с Империей. Однако какая-то миссия византийцев к печенегам, несомненно, имела место.
По мнению историков, нашествие печенегов на Киев весной 969 года, отвлёкшее большую часть сил Святослава от Дуная, действительно было подготовлено в Константинополе: политика натравливания своих врагов друг на друга, а особенно использование в этих целях кочевников-печенегов, давно уже стали традицией византийских императоров.
Ещё более определённо о «руке Константинополя» можно говорить в связи с нападением печенежского хана Кури на остаток войска Святослава у днепровских порогов в конце 971 — начале 972 года, когда Святослав возвращался из Болгарии на Русь после завершения войны и подписания мира с императором Иоанном Цимисхием. Византийский историк XII века Иоанн Скилица рассказывает, что после заключения мира со Святославом византийцы отправили к печенегам посольство во главе с неким Феофилом, епископом Евхаитским. Согласно официальной версии, Феофил должен был договориться о беспрепятственном пропуске русской дружины через владения печенегов, с которыми у византийцев установились к тому времени добрые отношения. Об этом якобы просил сам Святослав, весьма опасавшийся своих прежних союзников. О том, насколько добросовестно византийский епископ справился со своим поручением, мы можем судить по последовавшим за этим событиям. Осенью 971 года Святослав двинулся в обратный путь. По условиям заключённого мира, он вёз с собой военные трофеи, добытые в войне. У днепровских порогов русскую дружину поджидали заранее предупреждённые печенеги. Князь решил отступить и зазимовать в Белобережье, недалеко от устья Днепра. Вскоре в его лагере начался жестокий голод. В конце зимы — начале весны Святослав предпринял отчаянную попытку прорваться к Киеву. Однако кончилась эта попытка трагически. «И напал на него Куря, князь печенежский, и так убили Святослава», — рассказывает летописец. Куря исполнил своё давнее желание. Из черепа поверженного врага он повелел изготовить чашу, из которой позже пили печенежские князья. Согласно преданию, на черепе будто бы была сделана надпись: «Чужих ища, своя погубих» (или: «Чужих желая, своя погуби»). «И есть чаша сия и доныне хранима в казнах князей печенежских, — рассказывал позднейший летописец. — Пьют же из неё князья со княгинею в чертоге, егда поимаются, говоря так: «Каков был сий человек, его же лоб (череп. — А.К.) есть, таков будет и родившийся от нас».
Святослав одержал выдающиеся победы в войнах с могущественными противниками — Хазарией, Византией, Болгарией. Но именно печенеги — вековые противники Руси — нанесли ему последнее, ставшее роковым поражение. И это ли не знаменательно? Войны Святослава принесли славу Руси — и всё же они были далеки от разрешения главной, насущной задачи Древнерусского государства, связанной с обороной леке южных границ от самого близкого и потому самого опасного врага.
Задачу обороны Руси от печенегов унаследовал сын Святослава Владимир, вошедший в русскую историю с именем Владимира Крестителя, или Владимира Святого.
Ему пришлось столкнуться с печенегами практически сразу же после того, как он занял великокняжеский престол летом 978 года. Как известно, это произошло в результате междоусобной братоубийственной войны между Владимиром и его братом Ярополком. Владимир убил брата, но один из ближних «мужей» Ярополка, некий Варяжко, бежал к печенегам — «и много воева Володимера с печенегы», — сообщает летописец. Мир с Варяжко дался Владимиру нелегко — он «едва приваби» (то есть привлёк на свою сторону) мятежного воеводу, дав ему гарантии личной неприкосновенности. Вероятно, тогда же был заключён мир и с печенегами. Во всяком случае, до конца 80-х годов X века летописи молчат о русско-печенежских войнах.
Но всё изменилось в 988—989 годах, когда Владимир принял крещение и заключил союз с Византийской империей, женившись на сестре византийских императоров Василия и Константина порфирородной царевне Анне. С этого времени начались почти беспрерывные войны с печенегами, продолжавшиеся до самой кончины князя Владимира. «Была тогда рать от печенегов», «рати великие беспрестанные» — эти слова звучат рефреном ко всему летописному рассказу о княжении Владимира. И это были жестокие рати, потребовавшие от Киевского государства величайшего напряжения сил, и порой казалось, будто только чудо спасает Русь от военной катастрофы. Князю Владимиру Святославичу выпала великая роль защитника Руси, и не случайно, что именно он стал прообразом былинного князя Владимира Красно Солнышко, радетеля Киева, «отца» и покровителя знаменитых русских богатырей, собирающихся в его гриднице на «почестей пир», забывающих свои ссоры и обиды ради великого дела обороны Отечества.
Ещё ребёнком, весной 969 года, Владимир пережил ужасы осады Киева печенегами. Тогда его жизнь и жизнь всей княжеской семьи буквально висела на волоске, и лишь мужество и находчивость безвестного киевского отрока спасли княжичей от неминуемой смерти. Очевидно, страх перед новым печенежским нашествием остался у Владимира на всю жизнь.
Ему случалось терпеть от печенегов унизительные поражения. Иной раз лишь случай помогал ему одерживать верх над ними. В 992 году Владимир возвратился из хорватского похода (то есть из земли восточнославянских хорватов, живших в Прикарпатье) и тут узнал, что печенеги двинулись на Русь. Владимир выступил с войском из Киева и встретил врагов у брода на реке Трубеж, недалеко от города Переяславля. Печенеги предложили решить спор поединком двух богатырей (весьма распространённая практика в древних войнах). Владимир разослал по своему стану глашатаев, но долго в русском войске не мог найтись богатырь, достойный сразиться с печенежином, «зело превеликим и страшным», по выражению летописца. Это чувство страха и собственного бессилия перед печенегами, охватившее войско Владимира, по рассказу летописи, всего лишь на один-два дня, на самом деле очень хорошо передаёт состояние русского общества того времени, жившего в постоянном страхе перед возможными нашествиями «зело превеликих и страшных» врагов. Но народ нашёл в себе силы одолеть этот страх, сбросить оцепенение, нанести печенегам решительное поражение — так же и в войске Владимира нашёлся некий отрок, принявший вызов печенежского великана.