Пехотная баллада
Шрифт:
Поцелуй не длится вечно.
Не то чтобы случилось много хорошего – но, по крайней мере, прекратилось плохое. Старухи по-прежнему ворчали, но на них не обращали внимания. Ни у кого не было ни инструкций, ни карты, никто не сказал бы с полной уверенностью, кто теперь главный. На всех углах шли ссоры и споры. Это пугало и вдохновляло. Каждый день приносил новые открытия. Полли надевала старые штаны брата, когда мыла пол в трактире, и не слышала в свой адрес даже «гм». А еще – Работная школа сгорела дотла, и в тот же день два худеньких существа в масках ограбили банк. Полли усмехнулась, услышав об этом.
Кто-то снова изрисовал стены в мужской уборной. Полли не смогла смыть рисунки и ограничилась тем, что подправила анатомические детали. Истратив два ведра воды, она навела чистоту – по меркам трактирного нужника – и мысленно поставила галочку, как делала каждое утро. Когда она вернулась в бар, компания взволнованных мужчин разговаривала с ее отцом. Они как будто слегка испугались, когда Полли вошла.
– Что стряслось? – спросила она.
Отец кивком указал на Беззубого Аббенса, и все слегка посторонились. Аббенс так брызгал слюной, что никто не жаждал чересчур тесного общения.
– Эти брюквоеды шнова вжались жа швое! – сообщил он. – Они к нам вторгнутша! Княжь говорит, что наша жемля принадлежит ему.
– Потому что он дальний родич Герцогини, – сказал отец Полли.
– Но я слышала, что пока ничего не решено, – возразила Полли. – И потом, еще действует перемирие.
– Похоже, он шам вше решил, – ответил Аббенс.
Остаток дня прошел в ускоренном темпе. На улицах стояли люди, занятые энергичными разговорами, у ворот городской ратуши собралась толпа. То и дело выходил клерк и вешал на ворота очередную сводку новостей. Толпа смыкалась, как кулак, и раскрывалась наподобие цветка. Полли протолкалась в первый ряд, не обращая внимания на недовольные голоса, и пробежала глазами листок.
Все то же самое. Снова «требуются добровольцы». Знакомые слова. Знакомый хриплый зов давно покойных солдат, которые приглашали живых присоединиться. В генерале Фракк, несомненно, было «что-то старушечье», как выразился бы Блуз. Или, возможно, тяжесть эполет гнула генерала к земле.
Поцелуй не длится вечно. Пускай Герцогиня предстала перед ними во плоти и на некоторое время перевернула мир с ног на голову; пускай все они решили сделаться лучше и по чьей-то несомненной милости получили право вздохнуть полной грудью…
Но… было ли это на самом деле? Даже Полли иногда сомневалась – а ведь она видела собственными глазами. Может быть, голос звучал только в их головах? Что-то вроде галлюцинации. Известно, что солдаты в минуты сильнейшего нервного напряжения видят богов и ангелов. За долгую зиму чудо утратило новизну, и люди сказали: «Да, конечно, но давайте трезво смотреть на вещи».
Все, что мы получили, – это шанс. Не чудо, не избавление, не волшебство. Просто шанс.
Она вернулась в трактир. Голова у нее гудела.
В «Герцогине» Полли ждала посылка, довольно большая и тяжелая.
– Ее привезли на повозке из Скритца, – взволнованно сказала Маникль. Она возилась на кухне. Теперь это была ее кухня. – Интересно, что там такое? – с намеком сказала она.
Полли сняла крышку с неструганого деревянного ящика и обнаружила, что он полон соломы. Наверху лежал конверт. Она открыла его.
В конверте оказалась иконография. Судя по всему, дорогая. Семейный портрет с занавесками и пальмой в горшке на заднем плане, чтобы привнести немного шика. Слева с очень гордым видом сидел мужчина средних лет; справа – женщина примерно того же возраста, не столько гордая, сколько озадаченная, но все-таки довольная, раз ее муж счастлив; вокруг, глядя на зрителя – кто с улыбкой, кто с прищуром, кто с удивлением, кто с внезапным сожалением о том, что заранее не сходил в туалет, – сидели дети всех возрастов, от долговязого подростка до пухлого прелестного малыша.
А в кресле, в середине, в центре всеобщего внимания, расположился старший сержант Джекрам, сияющий как солнце.
Полли уставилась на него, потом перевернула карточку. Сзади большими черными буквами было написано: «Последний бой старшего сержанта Джекрама». И чуть ниже – «Они мне больше не нужны».
Полли улыбнулась и разворошила солому. В ящике, завернутые в ткань, лежали две сабли.
– Неужели это старина Джекрам? – спросила Маникль, рассматривая картинку.
– Да. Он разыскал сына, – ответила Полли, разворачивая ткань. Маникль вздрогнула, увидев саблю.
– Вот гадость, – сказала она.
– Они неживые, – заметила Полли.
Она положила обе сабли на стол и уже собиралась убрать ящик, когда заметила на дне, в соломе, нечто маленькое, продолговатой формы, обернутое тонкой кожей…
Записная книжка в дешевом переплете, с пожелтевшими, пахнущими плесенью страницами.
– Что это? – спросила Маникль.
– Кажется… да, это его записная книжка, – ответила Полли, перебирая страницы.
Вот оно, подумала она. Все они здесь. Генералы, майоры, капитаны… боги мои, боги. Да их же… сотни. Может быть, целая тысяча наберется. Имена, настоящие имена, производство в чин, даты… всё…
Полли вытащила белую картонную карточку, всунутую в книжку вместо закладки. На ней красовался замысловатый герб, а ниже значилось:
Уильям де Словв
Редактор «Анк-Морпоркской Правды»
«Правда – мать беды»
Анк-Морпорк, Тусклая улица
клик-мейл: WDW@Times.AM
Над словом «беды» были вписаны буквы «п» и «о».
На ум пришла странная мысль…
Сколько существует способов выиграть войну? Теперь у нас есть клик-башни. А я знаю человека, который ходит и записывает. Мир перевернулся. Маленькие отважные страны, ищущие самоопределения, бывают полезны большим державам, у которых свои планы.
Пора хватать сыр.
Выражение, с которым Полли смотрела в стену, могло напугать кое-каких важных особ. И еще сильнее они бы встревожились, если бы проведали, что она провела следующие несколько часов над бумагой. Она знала, что генерал Фракк не достигла бы своего нынешнего положения, будь она глупа, а значит, Полли не возбранялось последовать ее примеру. Она переписала всю книжку, сунула ее в старую банку из-под варенья и спрятала под крышей конюшни. Написала несколько писем. Достала из шкафа форму и критически осмотрела.