Пелхэм, час двадцать три
Шрифт:
Начальник полиции замолчал так надолго, что комиссар нетерпеливо переспросил:
– Ну, и почему?
– На этот раз они не хотят, чтобы мы видели, что они делают.
– А что они делают?
– Они не обращают внимания на то, что мы их преследуем - правильно? Фактически они хотят, чтобы мы следовали за поездом всю дорогу - правильно?
– Хватит ходить вокруг да около, - буркнул комиссар.
– Если у вас есть версия, выкладывайте.
– Моя версия, - продолжил начальник округа, - состоит в том, что в поезде их нет.
– Я так и думал. Но как может поезд двигаться, если их там нет?
– В том-то и хитрость. Если этого не считать, все остальное вполне разумно. Все преследователи мчатся на юг, а они остаются неподалеку от Юнион-сквер и выходят наружу через один из аварийных выходов. Как вам понравится такая мысль - трое сошли, один остался, чтобы вести поезд?
– Самоотверженный преступник приносит себя в жертву ради остальных? Чарли, вам когда-нибудь такие встречались?
– Нет, - признался начальник округа.
– Логичнее предположить другое. Допустим, они придумали что-то такое, что позволяет поезду двигаться, когда в кабине никого нет.
– Если они это сделали, - возразил комиссар, - то проиграли. Даниельс преследует их в экспрессе. Он их заметит.
– А может быть и нет. Они могут спрятаться, пока он не проедет мимо. начальник округа покачал головой.
– Неожиданный ход.
– Ну?
– спросил комиссар.
– Вы хотите проверить свое подозрение?
– Да, сэр, - кивнул начальник округа.
– С вашего разрешения.
Комиссар кивнул. Начальник округа наклонился к водителю.
– Остановись на следующем перекрестке. Развернись и поезжай обратно к Юнион-сквер.
Заговорило радио.
– Сэр, машинист поезда, в котором находится заместитель главного инспектора Даниельс, сообщает, что их поезд сошел с рельсов. В результате взрыва на путях.
Комиссар спросил о жертвах, ему доложили, что один полицейский ранен, но не слишком серьезно.
– Вот в чем была цель их рывка. Они не хотели, чтобы кто-нибудь был рядом, когда они минировали путь.
– Не нужно разворачиваться, - махнул начальник округа шоферу. Езжайте дальше.
Старик
Вспомнив былое, старик поднял руку (ту самую руку, которая когда-то твердо правила, требуя послушания в доме и подхалимства на фирме):
– Тихо. Замолчите все.
Он немного помолчал чтобы насладиться ужасом на обращенных к нему лицах. Но прежде чем успел заговорить, снова потерял над ними контроль. Театральный критик, неловко шагнул вперед и попытался повернуть ручку кабины машиниста. Потом принялся барабанить в дверь. Та дребезжала, но не поддавалась. Критик запыхался, плюнул и вернулся на место.
Они влетели на станцию. Была ли это Бликер-стрит? А может быть, уже Спринг-стрит, - он не успел прочитать название. Некоторые пассажиры опустили оконные стекла и кричали, умоляя толпу на платформе о помощи. Толпа что-то злобно орала в ответ. Кто-то швырнул свернутую газету, она ударилась об окно, развернулась и упала обратно на платформу, рассыпавшись дождем страниц.
– Друзья мои...
– Старик встал и ухватился за металлический поручень.
– Друзья мои, ситуация не так плоха, как вам кажется.
Негр фыркнул в окровавленный носовой платок (мой носовой платок, подумал старик), но остальные внимательно смотрели на него.
– Прежде всего, нам больше не нужно бряться этих мерзавцев.
– Трое или четверо настороженно повернулись к двери кабины. Старик улыбнулся.
– Как уже сказала нам юная леди, мерзавцы сошли с поезда. До свидания и удачи.
– Тогда кто же ведет поезд?
– Никто. Каким-то образом они заставили его двигаться.
– Но мы все погибнем!
– истерично закричала мать двух мальчиков.
– Вовсе нет, - возразил старик.
– Я должен признать, сейчас наш вагон стремительно мчится, но это только временно. Исключительно временно.
Вагон въехал в разворот и сильно накренился, колеса заскрежетали, сопротивляясь стремлению вагона сойти с рельсов. Пассажиры повалились друг на друга. Старика, отчаянно вцепившегося в поручень, приподняло над полом. Негр вытянул окровавленную руку и удержал его. Поезд вновь выехал на прямую.
– Спасибо, - кивнул старик.
Негр не обратил на него внимания. Наклонившись в проход, он ткнул пальцем в чернокожих посыльных. Их лица были пепельно-серыми.
– Братья, вам предоставляется последняя возможность показать себя мужчинами.
Подростки удивленно переглянулись, и один спросил:
– О чем это вы?
– Будьте черными мужчинами, братья. Покажите этим жалким людишкам, что вы - мужчины. Самое худшее, что может с вами случиться - всего лишь смерть.
Один из подростков так тихо, что голос его был едва слышен за грохотом поезда, сказал:
– А этого мало?
Девица в шляпке приподнялась над сидением.
– Ради Бога, прекратите пороть чушь, и выбейте кто-нибудь эту чертову дверь.
– Леди и джентльмены, - старик снова поднял руку.
– Выслушайте меня. Так получилось, что я кое-что знаю о подземке и хочу сказать вам, что нам вовсе нечего беспокоиться.
Он понимающе улыбнулся, когда взволнованные, но вновь обретшие надежду пассажиры снова повернулись к нему. Именно так смотрели на него сыновья, когда просили новые перчатки для бейсбола, так смотрели его служащие, прося поддержки и защиты. В самом деле, как бы ни шли дела, но он никого не увольнял.
– Тормозные башмаки, - сказал он.
– Наше метро любят называть самой безопасной дорогой в мире. На путях установлены тормозные башмаки. Когда поезд проезжает на красный свет, тормозные башмаки автоматически включаются и поезд останавливается. Вот так. Скоро мы проедем на красный свет, сработает автоматика и поезд сразу станет.
Центральная дсипетчерская
– Поезд ПелхэмЧас Двадцать Три прошел станцию Кенел-стрит. Продолжает двигаться с прежней скоростью.
В звенящей тишине, нарушаемой только голосом миссис Дженкинс, Марино наслаждался неспешной профессиональной твердостью своего тона.